— Причем абсолютно. — В голосе Дворецкого не прибавилось никаких новых интонаций. Правой рукой, не торопясь, он залез себе под куртку, из наплечной кобуры достал пистолет, снял его с предохранителя, передернул затвор и направил на Бруевича. И неожиданно выкрикнул: — А ну пошел отсюда!
Бруевич в ужасе вжался в сиденье.
— А зачем пистолет? — чуть слышно выдавил он из себя.
— Я же уже сказал, вы нам больше не нужны. — Голос Дворецкого снова стал спокойным и равнодушным. — Не нуж-ны, — по слогам повторил он. — Никакой ценности вы не представляете. К профессиональному долгу вы относитесь равнодушно. Вина ваша в двух, нет, в трех преступлениях, уже доказана. Тратить на вас время у нас нет никакого желания. В рапорте мы сообщим, что вы были застрелены при попытке к бегству. Давайте быстрее! У нас очень мало времени. Нас ждет Светлана Тимофеевна на Лесной Поляне. Она нам про вас уже все рассказала.
— Она врет! — взорвался Бруевич. — Она все врет! Она что же, решила все свалить на меня?
— Альберт, не полоскай нам мозги! И без тебя тошно! — Дворецкий повернулся к Петренко. — Володь, вытащи этот мешок с дерьмом!
Петренко сделал движение, словно собирается выйти из машины.
— Я никуда не пойду! — завизжал Бруевич и уперся руками в переднюю панель.
— Тогда выкладывай все как было! — Дворецкий стволом пистолета несильно ткнул его в плечо. — Будешь врать — сразу схлопочешь пулю!
— Что вы, что вы, — зачастил Бруевич. — Зачем мне вас обманывать?!
Я осторожно выглянул из-за дерева.
Омоновец не торопился предпринимать какие-либо действия. Ждал команды. Он продолжал стоять между мной и окном. Автомат на его шее зловеще поблескивал. На поясе болтались наручники, дубинка и нож. Переговорное устройство он держал в руке.
Филатова суетилась и запихивала какие-то свертки и пакеты в сумку. Мне показалось, что она сама с собой негромко разговаривает или что-то напевает. Но через стекло я ничего не мог разобрать. Она настолько была поглощена сборами, что в сторону окна даже ни разу не взглянула.
И меня, и омоновца это не могло не радовать.
Я остро чувствовал запах чуть намокшей сосновой коры. Где-то наверху, словно транслируя в эфир посредством азбуки Морзе происходящие на земле события, стучал дятел. Короткие удары гулко передавались по стволу дерева.
Переговорное устройство щелкнуло, зашипело, и я сумел разобрать:
— Мы уже в доме. На счет «три» — бей окно! Раз, два…
Не дожидаясь счета «три», омоновец молниеносным движением сунул переговорное устройство в один из своих многочисленных карманов, заученным движением сорвал с шеи автомат, одним прыжком достиг окна, с ходу разбил прикладом раму с двойным стеклом и заорал настолько истошным голосом, что даже меня мороз продрал по коже:
— Руки за голову! Стреляю на поражение!..
Ему все же стоило дождаться счета «три». В дверь никто не ворвался. Пока сыпались стекла, омоновец начал переворачивать автомат стволом в комнату, но для Филатовой этой секундной заминки оказалось вполне достаточно, чтобы метнуться к дивану, на ходу выхватить из-за ремня пистолет и, не целясь, выстрелить в сторону окна. Специалист по захвату моментально спрятался за стену дома, но мне показалось, что ни одна из пуль в оконный проем и не попала.
И только в этот момент упала сорванная с петель дверь, и в комнату ворвалось несколько человек.
Но было уже поздно. Филатова стояла около дивана и держала на руках визжащего от страха маленького ребенка, одетого в пестрый комбинезон. К его головке в красивой вязаной шапочке она приставила ствол пистолета и, повернувшись в сторону ворвавшихся в дверь, закричала:
— Еще одно движение — и я стреляю!
Бруевич закурил, с трудом поднеся трясущимися пальцами зажигалку к сигарете.
— Я люблю ее… Я понимаю, в ситуации, в какой я сейчас нахожусь, это похоже на бред, но раз вы сказали говорить только правду, вот я ее и говорю… Когда она впервые появилась в моей жизни, я понял, что обречен. Вы знаете, я такой человек, что уж если полюблю какую-нибудь женщину, то это очень надолго. Увидев Светлану, я понял, что это навсегда… Эта женщина умеет в себя влюблять и полностью подчинять своей воле. Сомневаюсь, что она отвечала мне искренней взаимностью, но по крайней мере внешне роль нежной и заботливой любовницы она играла хорошо. Меня это более чем устраивало. Я был от нее без памяти…
— Альберт, — перебил его Дворецкий. — Ты слезу из нас не выбивай! Про любовь я и сам могу не меньше наговорить.
— Если бы я вам этого не сказал, то вы бы не поняли всего остального. — Бруевич стряхнул пепел в приоткрытую дверь. Его еще продолжал колотить нервный озноб. Следующей фразой он ошарашил Дворецкого и Петренко: — Идея рожать на заказ пришла именно ей… Это было лет шесть назад. Хотя, конечно, я и сам тогда неоднократно читал, что за границей такое уже давно практикуется, да и у нас в стране кое-какой опыт имеется, но сталкиваться на практике еще не приходилось. Были, конечно, случаи, когда молодые матери отказывались от своих детей и их сразу забирали в богатые семьи, но это, как вы сами понимаете, все не то… Не мне вам объяснять, какая сейчас жизнь, но скажу вам просто как профессионал — женщины, занявшись не свойственными женской природе делами, я имею в виду большой бизнес, большую политику, — подвергают свои организмы таким стрессам, что очень часто это летально отражается на детородной функции. Конечно, эта функция может отсутствовать и по тысяче других причин… В общем, Светлане захотелось зарабатывать себе на жизнь именно таким образом. Ей повезло, что рядом был я, у которого в этой области не только профессиональные знания и опыт, но и информация о потенциальных клиентках. Поначалу я и слышать не хотел, чтобы она этим занималась. Но… Я же вам сказал, что очень любил ее, и когда она категорично заявила, что либо я ей помогаю, либо мы расстаемся навсегда — я понял, что выбора у меня нет.