— Откуда, Лидия Владимировна? — Ирина шагнула вперед, кивнула и вернулась к своему пюпитру. Вот она прижалась к скрипке щекой, подняла смычок… Многодумова чуть взмахнула рукой. Скрипка воскликнула что-то горькое и гневное. Вступило фортепиано, и два инструмента повлекли музыку дальше.
Солировала студентка, но даже мне, дилетанту, была отчетливо слышна разница в классе исполнителей, и я целиком перенес свое внимание на Портнову.
Она играла одухотворенно. Я присутствовал на рядовом занятии — преподавательница то и дело прерывала исполнение, давала указания своей ученице, — и все-таки Портнова играла с душой.
В паузах она опускала скрипку, перебрасывалась репликами с Многодумовой, что-то советовала студентке, улыбалась мне, даже шутила.
Но стоило ей прижать свой инструмент подбородком, склонив голову, и коснуться струн смычком — лицо скрипачки мгновенно преображалось, в глазах появлялась глубина… Ирина играла не одними руками — всем телом, будто музыка перетекала в скрипку откуда-то извне, пронзая по пути самое сердце стоявшей подле меня женщины, раскаляясь в нем до нестерпимого жара, до слепящего блеска…
Я заслушался и даже не сразу опомнился, когда Портнова тронула меня за плечо:
— Собирайся. На сегодня все… Лидия Владимировна, — обратилась она к Многодумовой, — куда пульт денем?
— В сейф, — ответила та. — Иначе…
— А полезет? — усомнился я, глядя на небольшой сейф.
— Он складной, — объяснила концертмейстер Портнова. — Не спрячешь — уйдет.
— «Который тут Пульт, выходи!», — вспомнил я старую шутку.
— Именно так, — кивнула Многодумова, смеясь глазами.
Тут я наконец-то вручил ей розы.
— А я-то думала, кому же Валера цветы несет? — сказала она, но все же чмокнула в щеку и добавила: — Спасибо.
…Потом мы шли по не слишком еще оживленной улице и тихонько беседовали. Я выяснил, что, помимо консерватории, Ирина трудится в школе, а еще играет на вечерах в литературном кафе.
— Кстати, что ты сегодня играла? Не Бетховена случайно?
— Его, — кивнула Портнова, поправив висевший на плече скрипичный футляр. — Неужели помнишь?
— Нет, конечно, — улыбнулся я. — Просто музыка была очень тревожная. Нервная…
— Хорошая музыка, — серьезно сказала она. — Такую бы играть всегда… да с голоду помрешь.
— А в школе получше зарплата?
— Какое там! Родители в основном бедные, платят за школу из последних сил. Дети замотанные, полуголодные. Берем на скрипку не лучших из лучших, как положено, а всех подряд. Но все равно детей мало, значит, и нагрузки никакой, а нет нагрузки — нет зарплаты. Приходится халтурить, где только можно.
— И где у нас можно? — заговорил во мне профессиональный интерес.
— В кабаках. На свадьбах. На всяких левых концертах, — Портнова подозрительно искоса глянула на меня. — Ты, часом, не из налоговой будешь, милок?
— Ира, я пытаюсь понять, кто всем этим заправляет. Человека ведь не просто так убили, — серьезно сказал я.
— Конечно, не просто так. За деньги.
— И, видимо, большие.
— Не обязательно, — покачала головой скрипачка. — ЭТИ ничем не брезгают.
— Так уж и ничем? — усомнился я. — Разве водка, наркота и ваша консерватория — одно и то же? Неужто прав был Жванецкий: консерватория, концертмейстерство, частные уроки, валюта, золото, суд, Сибирь?
— Бандиты — везде бандиты, — пожала плечами Портнова, — козлы — всегда козлы.
Мы незаметно дошли до угла моей Майской. Я уже собирался решительно пригласить ее к себе в берлогу, когда увидел выходящих из дверей ближайшего похоронного бюро двоих респектабельно одетых молодых людей… и мгновенно узнал вчерашних любителей кожаного мяча.
Их модные длиннополые плащи одновременно распахнулись. Словно в замедленном повторе удачной футбольной комбинации, я зачарованно глядел, как они вскидывают свои короткоствольные автоматы. Этот матч, похоже, я проиграю… — мелькнуло в голове.
Левой рукой я схватил Иру и гаркнул: «Падай!», дергая ее к себе за спину. Мне было хорошо видно, как она в немом крике открывает рот, как прижимает к груди инструмент и валится вправо. А еще я видел себя, падающего рядом, и пистолет в своей правой руке.
Стреляю я обычно хорошо, только не очень быстро. Да и «Макаров» — не «узи».
Бандитские автоматы заговорили одновременно. В грудь мне ударила дюжина бешеных металлических шмелей. Меня отбросило, я рухнул на свою спутницу — и выстрелил в ответ: раз, другой, третий.
Попал, попал! Вот у одного подломилась нога, вот второй выронил из раненой руки свой автомат. Подобрав оружие другой рукой, он кинулся к машине. Первый, неловко подпрыгивая, дал в нашу сторону торопливую очередь, и тоже упал в автомобиль.