Насущный хлеб и бодрящие напитки Ацетон добывал путями разнообразными: помогал рабочим кладбища копать, гробы с покойниками подносил, могилки по просьбе родственников приводил в порядок, оградки чинил… Часовню подрядился красить… Сильно любил родительские, когда на многих могилках выпивали и закусывали. И его угощали.
Майский ураган повалил на кладбище несколько старых деревьев. Ацетон с Колей Большим подрядились их распилить и убрать. Работа шла худо из-за разности в росте: как пилить, когда у Коли рука вдвое длиннее руки Ацетона и, похоже, равна длине пилы? Но Ацетон слова не проронил, потому что замышлял с приятелем важный разговор.
Они сели на березовый ствол перекурить. Коля затянулся и сообщил:
— Вчера с могильщиками хлебнул водки, от которой глаза выкатились, как у паука.
— Паленая.
— Ацетон, почему сыр или колбасу не подделывают, а водку — через бутылку?
— Бабки наваривают.
— Ага, но и другое рассуждение: все равно, мол, травиться.
Со стороны они смотрелись так, словно их подобрали для кинокомедии. Без единой волосинки, желтовато-блестящая голова Ацетона доставала до плеча Коли Большого; Колину же голову, вытянутую, как и его тело, прикрывала жестко спутанная конусообразная прическа, которую принимали за вязаную шапочку. Ацетон вздохнул:
— Тут выпить не на что, а от автомобилей новых русских пахнет духами, а?
— Там женщины сидят.
— Это не от женщин.
— А от кого же?
— Новые русские в бензин добавляют французские духи.
— Зачем? — удивился Коля.
— Для этого… для имиджа, — употребил Ацетон слышанное словечко.
Они пилили до сумерек, перетаскали чурки в сарай и еще раз сели покурить. Ацетон начал подбираться к интересующей его теме, показав рукой на кресты и надгробья:
— Коля, мы с тобой тоже помрем.
— Это почему?
— Все помирают.
— Откуда ты знаешь?
На праздный вопрос Ацетон не ответил, обдумывая, как бы лучше подойти к делу, поскольку оно, дело, могло оказаться криминальным.
— Колян, что бы ты хотел видеть на своей могиле?
— Видеть откуда?
— Как бы со стороны.
— Могила моя, а я в стороне?
— Это якобы.
— Ацетон, ты мне в уши не дуй, а скажи без всяких приколов.
Без приколов Ацетон не мог, опасаясь, что приятель не поймет, поскольку был моложе лет на пятнадцать. А у Ацетона после выпивки сердце нет-нет да и собьется с ритма. И кладбище этим мыслям способствовало. Конечно, спасибо новой власти, разрешившей бомжевать всем и сколько угодно. Но права человека не соблюдались.
Как хоронили бомжей? На специальном участке для неопознанных трупов. В гробах, похожих на ящики для фруктов, а то и вообще без гробов. Ни креста, ни надгробья. Генку Сахалинского похоронили и поставили колышек «Невостребованный труп № 1038».
— Колян, видел гроб за часовней?
— Да. А чего он там стоит?
— Бизнесмен забраковал.
— Классный гроб, из сосны.
— А богатому тузу подавай из дуба или какого-нибудь баобаба.
— Тебе-то что?
— Колян, хочу этот гроб оприходовать.
— Украсть, что ли?
— Обозначь так.
— Ацетон, ты сперва найди покупателя.
— Я не для продажи.
— Для похорон, что ли?
— Ага.
— Кого?
— Себя.
Коля Большой глянул на желтую макушку друга — вроде бы трезвый. Чего же борзеет? Затянувшуюся молчанку Ацетон счел нужным прервать объяснением:
— Колян, когда ты откинешь ласты, в чем тебя похоронят?
— А в чем?
— В коробке из-под пепси.
— Не влезу.
— В двух-трех.
Коля Большой замолчал из-за неинтересности темы.
Душа просила иного, поскольку наступил вечер. Спросил он без всякой надежды:
— У тебя, кстати, нычки нет?
— Есть, ноль пять казенки.
— Что же молчишь, пень лысый?
— Но сперва помоги гроб приволочь до моего склепа.
— Пусть станет потемней…
Выждав момент, когда у часовни обезлюдело, они взвалили гроб на плечи и понесли. Легкий, без покойника, поэтому двигались почти трусцой. На кладбище переносом гроба не удивишь — дело обычное.
Лаборатория отдела специсследований занимала полуподвал всего здания научно-исследовательского института. Сюда, вниз, из самого отдела специсследований вела короткая лестница. По ней, нащупывая ступеньки каблуками, спускалась девушка. Высокий рост, стать, платье «первоцвет» из белоснежного букле, строгий валик светлых волос, гордая шея — чем-то древнегреческим веяло от нее. Правда, держаться статно ее заставляла чашка кофе, которую она несла так, чтобы плоскость напитка оставалась черно-зеркальной. Девушка спустилась и пошла шагом человека, боявшегося провалиться: зигзаги, переходы, тупики и завороты. Мимо стальных шкафов, рентгеновской аппаратуры, комнаты механиков, лабораторных столиков, всяких муфелей и вытяжек… Химики, инженеры, программисты, лаборантки улыбались и переглядывались. В конце лаборатории находился кабинет заведующего: дверь белого металла, стена из волнистого стекла.