Ирина Владимировна сменила программу.
Реклама. Мужчина с таким кривым лицом, каких в жизни не бывает, ел шоколадку с нерусским названием. Какое там ел — сожрал вместе с целлофановой оберткой!..
На следующем канале давали интервью с известной артисткой, которая рассказывала, как она впервые разделась на киносъемке; другая артистка, с комплексами, раздеться постеснялась, а она вот догола. Ирине Владимировне это было неинтересно, и она вновь переключилась.
На экране стреляли. Один падал, второй, третий… А тот, кто стрелял, не падал. Дым, огонь, кровь… Еще неинтереснее обнаженной актрисы. Ирина Владимировна нажала кнопку рядом.
Опять реклама. Пива. Наливают, наполняют, насыщают… Пивной фестиваль. Королева пива. С бутылкой пива вход бесплатный. Начни день с бутылочки пива… А потом удивляются, почему каждый третий призывник токсикоман либо алкоголик.
Следующий канал показывал… Ничего не показывал — тьма. В ней — череп с горящими глазницами. Мистика.
— И это смотреть на ночь? — громко удивилась Ирина Владимировна, выключив телевизор.
Тот обычно гас не мгновенно, а с добрую минуту в центре белело аккуратное светлое пятно. Сегодня его аккуратность размылась, приняв форму серого уплывающего облака. Кинескоп, что ли, садится?
Ей показалось, что с него, с серого облака, как бы потек холод, и оно, серое облако, стало принимать иную форму… Лица? Нет, без глаз и без ушей — очертания головы. До сердечного колочения… Покойный Виктор — его лоб… Господи!
Ирина Владимировна перекрестилась и рывком накрыла телевизор салфеткой, словно огонь тушила. Надо же такому привидеться. Нечего было мистику включать.
Приняв душ, она легла спать.
Проснулась Ирина Владимировна, не поняв от чего. Сперва подумала, что на кухне лопнула одна из банок с компотом. Но тут же сообразила, что звонит телефон. Ровно три ночи. Звонки необычные, негромкие, вроде велосипедных. Неужели дочка из Хабаровска? Или Виталий из Москвы?
Не надев тапок, Ирина Владимировна прошлепала к столику у окна и схватила трубку:
— Да!
— Лузгина? — спросил женский голос, не имеющий ни выражения, ни тона.
— Да.
— Ирина Владимировна?
— Да-да!
— С вами будут говорить…
Голос пропал. Не оставалось сомнений, что Хабаровск. Ирина Владимировна ждала. Тишина на линию легла глубокая, словно телефон отключили.
Но он ожил. Голос, уже мужской, словно вздохнул в трубку:
— Иринушка!..
Ее ноги ослабели так, что тело качнулось. Ирина Владимировна бессильно опустилась на пол, на колени.
— Виктор!..
— Я, Иринушка.
— Где ты? — вырвалось у нее неожиданно, отчего тело похолодело и ей показалось, что кожа покрылась инеем.
— Иринушка, ты знаешь, где я…
— Виктор, я ж тебя похоронила, — ей показалось, что крикнула во весь голос, но вышел лишь шепот.
— Да, похоронила…
— Откуда же ты звонишь?
— Иринушка, мне тяжело, — ответил уходящий голос.
— Виктор, дорогой…
— Иринушка, я к тебе приду…
Тишина ночи — не той, не городской, что стояла за окном, а тишина ночи космоса — заложила ей уши. Телефон тренькнул вполсилы. И опять тишина. Уже обычная, квартирная. Ирина Владимировна легла в кровать и до утра смотрела на телефонный аппарат, тускло отражавший белую июньскую ночь…
Белая июньская ночь перешла в белый июньский день. Ирина Владимировна встала и автоматически выполнила утренний ритуал: прибрала постель, умылась, оделась, полила цветы, заварила чай. Но он не пился. Она смотрела на попавшую чаинку, которая от жара металась в чашке до тех пор, пока вода не начала остывать. Теплый чай разве чай? Говорят, в жарких странах его пьют со льдом…
Мысли Ирины Владимировны, нет, не мысли, а нервные клетки всего организма, да и все другие клетки были заняты одним — что же случилось ночью? То, что произошло, происходить не могло. Допустим, показалось?
Но ведь не мышиный шорох и не скрип паркетинки. Звонок телефона, междугородный, голос Виктора… Он звал ее Иринушкой…
У нее мелькнуло желание позвонить дочери в Хабаровск. И что? Спросить, не звонила ли она ночью отцовским голосом? Дочка решит, что мать тронулась рассудком.
Ирина Владимировна встрепенулась: сколько же она сидит на кухне? Не только чай остыл, а уже и полдень наступил. Надо было съездить на дачу, привезти остатки ревеня, сходить в гастроном, погладить, попить чаю.
Она заварила новый, выждала минут десять, прежний из чашки выплеснула в раковину и налила свежего. Надо же, чаинка опять металась в кипятке, отыскивая точку попрохладнее. Та же самая или другая?