— Виталий, может быть, я перестала тебя возбуждать?
В малиннике зашелестела одежда, зашуршала трава и зачмокали губы; Ацетон догадался, что он доказывает ей свое возбуждение. Так сказать, шорохи оргазма. Поскольку вышел перерыв, Ацетон зубами сорвал пробку и отпил половину бутылки.
— Виталий, — осторожно заговорила женщина, — если не решишься ты, то решусь я.
— На что?
— На крайнюю меру.
— На какую же?
— Виталий, ты не знаешь возможностей любящей женщины…
— Выцарапаешь ей глаза? — засмеялся он.
— Умертвлю своим биополем.
— Кого умертвишь? — почему-то не понял мужчина.
— Твою супругу.
Этот Виталий, похоже, от неожиданности окозлел. Ацетон допил пиво и осмотрелся: явно антисанитарное место. Грязно и мусорно: покойникам все равно, живым некогда.
Ацетон встал во весь рост, но прежде чем пойти, выдал на все кладбище уже знакомый им звук:
— Бэ-э-э!
Аржанников смотрел на Эльгу взглядом, в котором смешались тоска и восхищение. Так смотрят на белый теплоход, уплывающий в загадочную романтическую синь. Эльга сидела за своим секретарским столом и никуда не уплывала, но Игорю виделось это море, которое их разделяло. От напряжения — какого, почему? — его бороздки вокруг глаз заметно уплотнились, став почти ровными полукружьями. И лицо осовело еще явственнее.
— Давай пить кофе, — предложила Эльга.
Аржанников ценил этот яркий знак внимания с ее стороны. Почти интимная услуга, потому что кофе она пила только с тремя лицами: с завлабом, с Лузгиным и вот с ним, с младшим научным сотрудником.
— Игорь, как твое отчество: Осипович или Иосифович?
— Отца звали Осипом, но он в свое время из-за любви к Сталину переименовался в Иосифовича. И я стал Иосифовичем.
Игорь следил, как она готовит кофе. Светлые волосы отливали желтизной переспелого лимона, зеленоватые глаза блестели лимоном недоспелым. Платье из льна свободного плетения, «рогожки», цвета шариков созревших одуванчиков.
— Эльга, у тебя опять новая сумочка?
— Сумочка покупается на один сезон.
Ему хотелось узнать про воду с покойника, но задать вопрос что-то мешало. Поэтому сообщил невыразительным голосом как о пустяке:
— В городе появился новый прорицатель Саша. Помогает сбрасывать грязную энергетику.
— С кого?
— С пациентов. Может отсрочить событие.
— Как — отсрочить?
— Допустим, человеку суждено попасть под машину, а Саша это событие отсрочит на год.
— А приблизить событие?
— С Лузгиным? — не удержался Игорь.
Эльга блеснула зеленоватым отливом глаз. И Аржанников приготовился к отповеди или воспеванию Виталия Витальевича. Но Эльга почему-то молча разглядывала его свитер. Игорь стеснительно одернул довольно-таки потертую ткань. Да, пора снимать, поскольку пришло лето.
— Игорь, нельзя жить настолько несовременным…
— Ты про одежду? — Он насупился.
— Нет, про твое поведение. Я тебе нравлюсь?
Аржанников что-то буркнул, потому что вопрос в ответе не нуждался. Она его и не ждала.
— Нравлюсь… А о чем ты со мной говоришь? О своем одиночестве. О своей тоске и неудачах. О неустроенности жизни. Наверное, этим пичкаешь и других девушек. Кто же тебя полюбит?
— Раскрывать душу.» не модно?
— Современная девица мечтает о жизни элегантной, о бизнесмене, о вип-персоне, о продвинутом хакере… О собственном счете в банке… О лимузине, длиной с трамвай… О турпоездках в швейцарский курорт Валь д’Изер, где отдыхают шейхи со своими гаремами. О посещении стрип-баров… О дайвинге, рафтинге…
Телефонный звонок прервал длинный ряд признаков элегантной жизни. Эльга взяла трубку, что-то ответила и бросила Игорю уже на ходу:
— Завлаб вызывает. Побудь в приемной.
Она ушла. Выждав с минутку, Аржанников потянулся к городскому телефону и набрал номер. В трубке прерывисто зашипело, но он знал, что это ее голос, колдуньи.
— Говорите.
— Ираида, это я, Аржанников.
— Ну?
— Маме стало хуже.
— Как — хуже?
— Иногда теряет сознание.
— Разговаривает?
— Шепчет.
Целительница, видимо, задумалась. Аржанников ждал, но молчание походило на бесконечное. Он не решался торопить, хотя в любую минуту могла вернуться Эльга. Стесняло и обращение к колдунье — она не называла своего отчества. Наконец он услышал шелестяще-скрипучее: