— Воду дадите?
— Нет, дорогуша.
— Дадите некрещеного младенца? А я утоплю?
— Дорогуша, ты на меня фары не вылупляй. Я помогла сотням людей. А кто со мной дел иметь не желает, тот уходит отсюда с печеночными коликами.
Черный взгляд колдуньи… Правда ли, что радиацию не видно? На улице шестнадцать градусов. Но Эльга оделась в ту же одежду, в которой была у Ираиды в первый раз: замшевая куртка, брюки из лайки, шляпка из сплетенных кожаных ремешков… Жарко и потно. Кажется, начались печеночные колики… И Эльга поняла, почему она оделась в кожу, — защититься от радиации Ираидиного взгляда.
— Не сходить ли мне в церковь? — вздохнула Эльга, сказав то, что говорить и не мыслила:
Ираида опять улыбнулась своей животной улыбкой:
— Лезут к Богу по всякому пустяку. Мужик не любит… А ты подумала, что к Богу можно идти только с горем истинным?
— Ну где я возьму дьявольской воды?
— Попроси того, кто достал воду приворотную.
— А он где возьмет?
— Дорогуша, он подумает и достанет.
— Младенца утопит?
Ираида провела рукой по лбу, по краю углисто-черной косынки, заправила под нее выбившийся пегий клок волос и спросила с непреодолимой усталостью:
— Дорогуша, ты криминальную хронику читаешь?
— Просматриваю.
— В нашем многомиллионном городе ежедневно находят трупики новорожденных. Надо связаться с милицией и проследить выезд на происшествие.
— Дети умирают…
— Умирают? Да их, как правило, находят в мусорных бачках. Девки рожают, топят-душат и выбрасывают.
У Эльги колик никогда не было, да она толком и не знала, где находится печень.
Женщина сидела, рассматривая себя в зеркале: старинный настольный трельяж отражал ее в трех ракурсах. Надежнее было бы сходить к визажисту, но он сдерет пятьдесят долларов за час работы. Визажист старается придать женщине новый имидж — ей требовалась неузнаваемость.
Продольная бороздка на лбу с каждым годом удлиняется и углубляется, как рыхлая канавка после дождя. Специалист убрал бы ее, вогнав уколом под кожу' какое-то вещество. Она взяла пластырь для разглаживания кожи и принялась им массировать лоб, хотя следовало бы прилепить его на ночь.
«Надо бы сделать пилинг-брассаж…»
Работа над лицом не мешала ее голове — наоборот, чем удачнее делала мазок, тем ядовитее высекалась мысль.
«Где-то слышала — белая леди. Или леди? Жить, как белая леди. Это как? Спать до полудня, отдыхать на Лазурном берегу и кушать отбивные из ягненка под соусом кам-берланд? Разве я мечтаю о такой жизни? Мое желание просто, как оконное стекло, — иметь мужчину. Которого люблю. В конце концов, мое желание человечно».
Перед ней стояли десятки тюбиков помад, коробочек теней, лак, спрей шести видов, гель для укладки, фиксажи, крем-краска для волос «Лондаколор-400» пятнадцати оттенков, пудры. Можно скомбинировать любой цвет.
«Его считают бабником. Да ничего подобного! Бабы к нему сами липнут, а он лишь отбивается. Расходует себя безжалостно. Мужчина может быть сильным, когда его поддерживает одна женщина, единственная. А гарем, что базар, — силы не придаст. Что же делать? Ждать, когда стану той единственной. Но время работает против меня, оно всегда работает против человека».
Положив на руку тональный крем «Каптев», женщина стала вмазывать его в лицо; кожа приобрела ровный матовый цвет с тусклым блеском, как мелованная бумага.
«Бабы ноют: страдаем от одиночества. Врут, как торгаши на рынке. Одиночество? Тысяча способов от него избавиться: заведи друзей, ходи по театрам, возьми собаку, усынови ребенка, научись ремеслу… В конце концов, запишись на курсы занимательного секса, стань культуристкой, вступи в секцию спортивного голубеводства, посвяти себя борьбе со СПИДом… Нет, не от одиночества они страдают, а без мужиков — вот правда».
Брови невыразительны, как у куклы. Мышиного цвета. Специальным карандашом она вычернила их с нажимом, чтобы никакой лохматости — строгость. Нет, суровость.
«Много говорят о справедливости. О социальной. Значит, о пенсиях, о болезнях, о жилплощади, о деньгах. А с справедливости любовной, если хотите, о сексуальной? Одна мужчин меняет, как спички чиркает, а у другой вместо мужика телевизор со своими сериалами».
Лицо должно стать холодным и даже агрессивным. Сделать взгляд синим, электрически синим. Она поработала карандашом по верхнему и нижнему веку, покрыв их пудровой тенью. Ресницы не закруглила щеточками, а сделала их острыми, стрельчатыми, нацеленными.