— Разве это ее ребенок?
— Нет.
— Вот и удивляюсь вопросу… У Зинки детей век не водилось.
Рябинин пристально глянул на его вытянутую голову, на конусообразную прическу, в его какие-то незначительные глаза. Почему сумасшедшие женщины разгуливают по городу, почему бандиты свободно разъезжают в автомобилях по улицам, почему расплодились бомжи?.. Говорят, права человека. Да, права человека, а не подлеца и не дурака.
— Что произошло этой ночью? — спросил Рябинин, не сомневаясь в пустяшности и грязи ночного времяпровождения.
— Зинка живет впритык к кладбищу. Зашел к ней, правда, поздно. А у нее лось сидит.
— Какой лось?
— Мужик, морда шире приклада. У меня нервы узлом пошли…
— Ты же говорил, что не ревнуешь?
— Дело не в ревности. Чем она лося угощает? Коньяком. Меня лосьоном, а его коньяком! Кинулся я в отмах. Посуда на пол, стол на бок… Ну, если без подробностей, то милиция, санитарный транспорт, Зинку связали…
Поскорее выпроводив свидетеля, Рябинин распахнул дверь и оставил кабинет открытым. Сидел за столом, на виду всего коридора, ожидая наплыва другого воздуха.
Причины преступности… От голода и от недостатков, от жилищной неустроенности и от безработицы, от нехватки денег и безотцовщины, от нитратов и пестицидов, влияющих на детский плод… От всего от этого. Но есть главная причина преступности — низкая культура. Да какая там культура? Первобытная бездуховность.
Полуподвальные коридоры лаборатории походили на скалистое ущелье с пещерами, проходами и выходами. Металлические шкафы до потолка; разноформенные не то ящики, не то сундуки; какие-то станочки; отработавшие свое муфели; бутыли из-под кислот. Эльга и Аржанников столкнулись на боковой дорожке между центрифугой и стальным изделием, похожим на самогонный аппарат.
— Ты мне нужен, — выпалила Эльга, хватая Аржанни-кова за рукав.
— Я твой.
— Игорь, эта целительница, Ираида, заявила на меня в прокуратуру?..
Аржанников удивился:
— Вряд ли. Скорее всего, ее клиенты разболтали.
— Кажется, украли младенца для дьявольской воды.
— Эту воду для матери мне Ираида тоже рекомендовала. Что ты рассказала в прокуратуре?
— Правду. Что она велела найти младенца и утопить.
— Это должна сделать ты?
— Ираида советовала это сделать тому, кто достал воду приворотную.
— Я, значит?
— Значит, ты.
— Мне остается ждать вызова в прокуратуру…
На лице Аржанникова проступила улыбка сложная, нет, сложенная, как бутерброд: печаль и злость. Эльга ждала упреков, если не открытого ругательства, но он сообщил почти философски:
— Эльга, мы движемся к средневековью.
— Газеты, радио, телевидение полны колдунов и прорицателей. Звездочеты, зодиаки… Не может же все это быть ложью.
— Реклама и деньги.
— Сам Ираиду мне рекомендовал…
— Как целительницу, а не как ведьму.
— Маму твою лечит…
— Толку пока не видно. Эльга, что бы в прокуратуре ни сказали, я буду тебя защищать. — Помолчав, он добавил полушепотом: — Всегда и везде.
Эльга горячей ладонью погладила Игоря по щеке. Аржанников сделал движение плечом, слегка придавив ее руку, чтобы со щеки не сползала. Эльга вздохнула:
— Игорь, мне теперь кажется, что лучше быть любимой, чем любить самой.
— Я думаю о другом: часто женщину берут измором.
— Каким измором?
— Настойчивостью, постоянством и преданностью.
— Брали меня, Игорек, измором. Один аспирант безумно любил меня и горечи.
— Любил тебя с горечью? — не понял Аржанников.
— Нет, меня любил отдельно, а горечи отдельно.
— Какие горечи-то?
— Горькие.
— Не врубаюсь.
— Растительные горечи. Полезны для здоровья. И я поняла, что горечи ему дороже меня.
— Эльга, я не люблю горечи.
— И еще был у меня продвинутый хакер. Парень-оборотень.
— В каком смысле оборотень?
— Умным прикидывался. А в голове ничего не было, кроме мысли о собственной потенции. Укреплял ее постоянно. При помощи янтаря, ел какие-то корни, посещал международные эротические салоны…
— У тебя богатый опыт, — усмехнулся Аржанников так, что ее ладонь съехала с его щеки.
— Этого хакера я дальше пуговицы не пускала.
Проходившая лаборантка их потеснила. Он был вынужден прижаться к Эльге настолько, что в полутемном коридоре разглядел не только зелень ее глаз, но и мерцание далекой мистической электросварки. Игорь знал, что это мерцание разгорается только в двух случаях: от злости и от любви.
— Эльга, если бы я достал миллион долларов, ты бы меня полюбила?