— Обыск у Аржанникова ничего не дал? — спросил Леденцов.
— Пусто.
— Родственники у него есть?
— Никого.
— Куда же он побежит?
— Думаю, товарищ майор, с таким товаром, как осмий, двинет ближе к границе.
Они шли по старой территории, где могилы чуть ли не касались друг друга. Леденцов удивлялся, как это кладбищенское начальство разрешает подзахоранивать? Как… За взятки. Тут, кроме директора, есть и начальники участков, и бригадир землекопов, и смотрители… Да и правила резиновые: чтобы подзахоронить, нужна двадцатилетняя давность покойного и санитарная норма не менее двух метров.
— Товарищ майор, расчлените л я-то мы взяли здесь…
— Я думал, что в пивной.
— Нет, пришел на похороны убитой жены.
— Надо же. Раскаяние, любовь, совесть?
— Ни то, ни другое. Знаете теперешнюю моду: поминать во время похорон? Он и пришел выпить.
Леденцов сейчас не понимал, чем кладбище пугает людей. Тишина такая, что и города не слышно. Деревья, кусты и цветы как в хорошем парке. Запах цветов, нет, запах сирени, придающий воздуху некоторую парфюмерность. И главное — покой, который охватывает тело, стоит сюда ступить. Наверное, зря люди боятся смерти; смерть — это всего лишь покой.
— Виктор, директор кладбища мне взятку предлагал, — усмехнулся Леденцов.
— Сколько?
— Четыре.
— Тысячи долларов?
— Четыре метра земли.
— Зачем? — не смог догадаться Оладько.
— Для моей могилы. В красивом сухом месте.
Видимо, привлекательны только старые и старинные кладбища. Леденцов вспомнил новое, что в семи километрах от города. Главное впечатление — пустота. Кладбище голое: ни памятников, ни деревьев, да и крестов мало — все бетонные кубики с фамилиями. Земля глинистая, каменная. Могилы роют и закапывают экскаватором.
— А это что? — Леденцов остановился не то у лаза, не то у провала, прикрытого каменной плитой.
— Графский склеп, товарищ майор. Здесь бомж Ацетон живет. Тот, который нашел трупик младенца.
Леденцов заглянул, увидел лишь край гроба. Всмотреться не дал дух, шарахнувший в лицо, как пары серы из вулкана. Пахло гниющим тряпьем, луком и водочным перегаром, хотя в склепе никого не было.
— Капитан, разрешаешь жить в могиле?
— Ацетон безобиден.
— А статья двести сорок четыре Уголовного кодекса? Осквернение мест захоронения…
— Ацетон не ломал, а вселился в уже, так сказать, оскверненную.
— На кладбище не один Ацетон.
— Все у меня на учете.
— А на что они живут?
— Бутылки пустые сдают… Ребята спокойные.
Насчет безобидности бомжей Леденцов сомневался. Пьяницы не могут быть безобидными — долго или скоро они совершают преступление. Своим образом жизни влияют на слабые натуры и вовлекают молодежь. А сколько причиняют горя? Вчера Рябинин выезжал на самоубийство. Женщина повесилась от безысходности: муж бросил ее с тремя детьми и ушел бомжевать. Трудно кормить семью, и он нашел выход в свободе от семьи; она выхода не нашла, и тем более не оказалось выхода у детей.
Капитан остановился, чем и придержал Леденцова:
— Вот могила Лузгиной, товарищ майор.
— Простой холмик?
— Муж заказал барельеф.
У могилы стояла женщина с букетом цветов. Ее одиночество и скорбность мешали им подойти к могиле. Они переминались в стороне, разглядывая женщину. Светловолоса, молода или моложава, одежда скрыта под плащом-накидкой салатного цвета.
— Кто она? — спросил Леденцов.
— Людмила Слепцова, подруга Лузгиной.
— Тогда подойдем, — решил майор.
Они обогнули ряд свежих захоронений и приблизились к могиле. Глянув на милиционеров, женщина положила цветы на еще не высохший холмик и пошла к воротам кладбища.
— Даже не кивнула, а ведь меня знает, — обиделся капитан.
— Где-то я видел ее, — задумался Леденцов.
— Наверное, допрашивали.
— Допрашивал Рябинин.
— Значит, видели на похоронах.
— Я не был на похоронах.
— Тогда где же?
— Вот и думаю: где же?
Когда они возвращались к кладбищенской конторе, Оладько догадался:
— В бизнес-центре, товарищ майор, куда мы ходим обедать.
— Она там тоже обедает?
— Работает референтом.
— Значит, там, — согласился майор.
Они зашли выпить по чашке кофе: считалось, что здесь оно как в Турции. Для желающих предлагали и по-гречески — крохотную чашечку крепчайшего кофе в один глоток следовало запить холодной водой. Официант, с внешностью музыканта филармонии и манерами полового из трактира, объяснил, что глупо приходить в кафе и занимать столик ради пары чашек кофе.