— Идите, — приказала дама, оставшись у машины.
Ацетон пошел за ноздреватым к входу, похожему на царские врата. Раззолоченные буквы горели: «Ночи Клеопатры». Ресторан, мать его в досочку.
— А кто такая Клеопатра? — рискнул на вопрос Ацетон.
— Египетская прошмандовка, — буркнул парень.
Охранник уставился на Ацетона, как на бродячую собаку, решившую выпить и закусить в первоклассном ресторане. Ноздреватый ему что-то шепнул, и охранник отвернулся. Ацетону пришла приятная мысль: его хотят угостить за культурным столиком. Почему же не взяли Колю Большого?
Они прошли три полупустых зала…
Дерьма им в мякоть! В первом зале играл фонтанчик с рыбками… Мебель гнутая-изогнутая… Люстры на потолке и как бы люстра на каждом столике в виде хрустальных бокалов… Открытые мраморные печки без заслонок — зовутся каминами… Пальмы вдоль стен, правда, без кокосов… Оркестр играет, человек шесть парней… Запах духов, фруктов и вина… Официантки прозрачные, одетые в марлю…
Ацетон едва поспевал за ноздреватым, поэтому блюда не разглядел. Наверняка все мясное да рыбное. Господи, про рай мечтают… Вот он, рай и зовется «Ночи Клеопатры».
Ноздреватый толкнул неказистую дверь, и они вошли. Ацетон, умей он это делать, перекрестился бы.
Небольшая комната была обита черной блескучей материей. Она мерцала от четырех свечей, стоявших по углам четырехугольной подставы. А на подставе высился гроб, без крышки, пустой, тоже обитый черной блескучей тканью.
Первой Ацетоновой мыслью была неприятная: его сейчас схватят и в этот гроб уложат, так сказать, на съедение нутриям. Вторая мысль посветлее: в этом гробу спит египетская Клеопатра, как он спит в своем гробу в склепе.
— Смотри, — потребовал парень.
— Смотрю.
— Что видишь?
— Чего… Гроб.
— Нет, не гроб.
— А что же?
— Пойдем.
Тем же ходом они вернулись и сели в машину.
— Подкинем его до кладбища, — приказала мадам.
Ехали молча. Ацетон наконец-то сообразил: хотят купить его гроб. Для ресторана. Вполне возможно, что там не одна Клеопатра, а две. Но он слегка обиделся: привести в ресторан и не налить стакан водки… Поэтому он еще подумает насчет продажи своего ложа.
Дама молчание прервала:
— Видел?
— Видел, — согласился Ацетон.
— Что видел?
— Гроб.
— Нет, ты не гроб видел.
— А что я видел?
— Бизнес.
Ацетон молчал, потому что бизнеса не видел. Ноздреватый включил музыку, тихую, как бормотание батюшки в церкви. Да еще приятно покачивало: Ацетон забыл, когда ездил на легковушках. Но от него ждали вопросов:
— Бизнеса я не видал.
— Ацетон, — проникновенно заговорила дама, — о новых русских слыхал?
— Которые зажрались?
— Именно, зажрались и требуют остренького. Бои без правил, стриптиз, бои в грязи, женский бокс, охота на людей… Теперь догадался, зачем гроб в ресторане?
— Не догадался.
— Подумай, у тебя лоб до макушки.
— Туда кладут, чтобы протрезвел?
— Уже горячее.
И хотя лоб до макушки, Ацетон молчал, не в силах довести догадку до конца. Дают в гробу еще выпить? Какой в этом интерес, да и неудобно. Ацетон признался:
— Не знаю.
— Они в гробу фотографируются.
— Зачем?
— Такой прикол. Со свечкой в руке, в гробу, в ресторане «Ночи Клеопатры». Потом гостям показывают, знакомым, ржут. Директору ресторана хороший навар.
— С чего навар-то?
— Бизнесмены за эти фотки по сто баксов платят.
— Вот теперь все понял, — заверил Ацетон.
Что он и сразу предполагал: хотят купить у него гроб и поставить в ресторане второй. Хорошо, что смекнул, поскольку тут главное не промахнуться. Ацетон даже вспотел… Сколько запрашивать: много — купят у гробовщиков, мало — продешевишь. Требовалась разведка.
— Сколько вы дадите?
— За что? — вроде бы удивилась дама.
— За мой гроб.
— Покупать его не собираемся.
— Тогда чего?
— Предлагаем возить клиентов к тебе.
— Куда? — не понял Ацетон.
— В склеп.
— Фотографироваться?
— Нет, трахаться.
— Это в каком смысле?
— Да в прямом, дурак, — произнес ноздреватый.
Сглаживая «дурака», мадам смягчила голос:
— Ацетон, голубчик, клевая услуга: трахаться после полуночи на кладбище, в графском склепе, в гробу. К нам очередь будет стоять. Мы привозим, ты принимаешь.
Бомж многое повидал. Семейные дрязги, битье, ментовку, вытрезвители, колонию… И опустился на самое дно — в склеп. И вдруг это дно оказалось престижным местечком. Не понимал Ацетон рыночных отношений.