— Муж этой умершей бабы могилу замаскировал.
— Чем замаскировал?
— Каменные плиты для имени умершего делают маленькие, стандартные. Он взял да и переставил на другую могилу. Пойми теперь, где его жена лежит.
Коля Большой молчал. Не нравился ему рыжебородый, что-то в нем было ненатуральное, словно сбежал из цирка да не успел переодеться. Не совсем по душе были ему и последние дни. Оно приятно: баксы, водка, бизнес… Но тревога пощипывала душу. Его дело круглое катить, плоское нести, кубическое кантовать. Работы плотницкие, столярные, земляные. А с этим бизнесом и не запороть бы косяка на свою голову.
— От нас-то чего хочешь? — спросил Ацетон.
— Найдите могилу.
— Тут их знаешь сколько? Больше, чем кочек на болоте.
— Пятьсот баксов.
— Что «пятьсот баксов»?
— Дам за работу.
Бомжи глянули на гостя. Голова сверху прикрыта соломенной шляпой, лицо снизу закрыто бородой, а меж ними непомерный нос. Щеки бурые, дыхание тяжелое, глазки злые. Но предлагает хорошие деньги.
— Нужна какая-то привязочка, — заметил Ацетон.
— Есть: муж ночует у могилы жены.
— Если ночует, то и живет на кладбище.
— Живет, — согласился рыжебородый.
— Кроме нас никто тут не живет, — поправил его Ацетон.
— Небольшого роста, пухлый, у глаз круги, на сову похож…
— Дядя, — заговорил Колян уже недовольно, — это никакой не муж, это Алхимик.
— Где он? — Рыжебородый задрожал бородой.
— В церкви или у часовни болтается, — буркнул Ацетон.
Предложение их не заинтересовало, поскольку деньги были, а думать о завтрашнем дне или о будущем бомжи не привыкли. У рыжебородого тоже интерес к ним пропал. Он ушел со своей лопатой.
Колян отправился в магазин. Ацетон подмел гроб и попрыскал в склепе дезодорантом. Затем они выпили, так сказать, предварительно, до основательной ночной выпивки. Колян лег вздремнуть, а Ацетон решил до начала работы побродить по кладбищу.
Оно опустело. Кладбищенские тени густы и причудливы, может быть потому, что кресты с памятниками стоят часто, застя друг друга. Да еще березовые кроны закрывают идущую белую ночь — могилы как бы припорошены рассеянным светом. Наверное, белым, но для Ацетона он после выпитого порозовел…
Щелкала какая-то птица. Нет, дятел стучит по дереву, да низко, над самой землей. А дерево-то того, застонало… Еще удар, как доской по глухой кости… В кустах…
— Где могила?
— Не скажу.
Кто говорит, с кем говорит, зачем говорит?.. В розовом тумане не кресты с памятниками беседуют. Это еще хорошо. Вот под утро, когда глаза застелет черный туман, то не дятлы застучат, а тигры зарыкают.
Следователь вошел в свой кабинет без пятнадцати минут девять — телефон звонил.
Давно, лет десять назад, Рябинина посетила философско-практичная мысль: когда человеку надо умирать? Нет, не когда подступила старость или болезни, не когда одолели бедность или пороки. Умирать надо тогда, когда в твоей жизни начинает все повторяться. Когда пошел неинтересный, пустой ход жизни.
Телефон звонил…
Но Рябинин не умер, хотя повторяемость событий как бы уплотнялась. Все реже бывало новенькое, все чаще происходило старенькое. Это в пятьдесят. Что же будет в шестьдесят? Мир ему покажется лавкой старьевщика?
Рябинин снял трубку и перебил голос майора:
— Знаю.
— Что знаете, Сергей Георгиевич?
— Почему звонишь.
— И почему?
— Труп.
— Допустим, нетрудно догадаться по раннему звонку…
— Знаю, где. На Троицком кладбище.
— Естественно, криминогенное место…
— Боря, я даже знаю, чей труп.
— Сергей Георгиевич, этого и я не знаю: труп завален мусором и картонками. Одни ноги торчат.
Они помолчали. Майор не решался спрашивать — уж больно все походило на неуместную игру; следователь не решался высказать то, до чего дошел интуицией и размышлениями. Любопытство у Леденцова пересилило:
— Ну и кто это, Сергей Георгиевич?
— Аржанников.
— Машина, наверное, уже у прокуратуры…
Труп был завален мусором и картонками. Точнее, присыпан прелой листвой и сверху положены две картонные коробки из-под каких-то заокеанских фруктов. В межмогилье, под кустом цветущей сирени, в уже широких лопухах. Тело освободили.
— Аржанников, — печально изумился майор.
Судмедэксперт уже колдовал. Рябинину не хотелось писать протокол осмотра, потому что все повторялось, все одно и то же: одежда, трупные пятна, правильное телосложение, кости черепа на ощупь целы… Нет, кости черепа на ощупь целы не были. Судмедэксперт сообщил: