— Да. — И Эльга села. — Где я?
— В вытрезвителе.
— Что со мной?
— Многовато приняла наркоты, — усмехнулся милиционер.
— Я вообще не принимала.
— Анализ крови показал.
Эльга спустила ноги на пол и сделала рывок, намереваясь встать. Милиционер удивился:
— Куда?
— Домой.
— Нет, гражданка, не домой, а в ИВС.
— Что такое ИВС?
— Изолятор временного содержания.
— Изолятор… Это больница?
— Это камера для заключенного. Тюрьма, короче.
Видимо, Эльгино лицо так исказилось, что женщина в белом халате бросила скороговоркой:
— Девушка, успокойся, говори правду, и там разберутся.
— Какую говорить правду?
Милиционер встал, посчитав разговор оконченным, и чтобы подтвердить это, да и правду обозначить, сказал резко:
— В твой сумочке обнаружен героин и психотропы.
Рябинин вызвал в качестве свидетеля девицу, ехавшую в автомобиле со знакомым, который сбил человека. Девица по повестке не явилась. Следователь задумался: нет, не над тем, что не пришла — дело обычное, — а над своим возрастом. Все чаще он упирался в собственное непонимание — себя, разговорных выражений, людских поступков…
Девица ехала в автомобиле «ягуар ХК8». Что за машина, откуда, чья? Гоночная, что ли? Почему милицейское дело передали в прокуратуру — из-за редкой марки автомобиля? И кстати, что такое платок бандана? И уж совсем поставила в тупик официальная бумага, которая пришла вместо свидетельницы. Рябинин перечитал еще раз, третий: «… нет возможности явиться в прокуратуру, поскольку она будет пробоваться на участие в международном компьютерном ток-шоу пользователей глобальной сети элитного ин-тернет-мега-клуба». Во!
Свободная минута! При полном-то сейфе уголовных дел? Свободная минута не у следователя — свободная минута у души. Рябинин позвонил майору:
— Боря, я устарел.
— Постарели?
— Именно, устарел. Спрашиваю у разбитной девицы ее домашний адрес. А она мне «дабл-ю, дабл-ю, ру».
— Вышпандоривалась.
— Боря, я не умею работать на компьютере.
— Потому что у вас его нет.
— Боря, у меня впечатление, что теперь растят хлеб, несут яйца, строят дома и воспитывают детей компьютеры.
— Не знаю насчет яиц, а розыском занимаемся мы, живые оперативники.
Рябинин помолчал и признался:
— Непонимание реалий жизни делает меня неубедительным. Воришке не смог объяснить, что «работать» и «заниматься бизнесом» не одно и то же.
— И не объясните, потому что никто не хочет работать, а все хотят заниматься бизнесом.
Рябинин приглушил голос почти до шепота:
— Боря, только тебе признаюсь… В сексе совсем запутался. Вчера видел передачу. Нормальная с виду девушка, даже симпатичная, на всю страну рассказывала про свои ночные оргазмы. Как же она утром выйдет на улицу?
Леденцов расхохотался. Было над чем: пяти десятилетний старший следователь прокуратуры — наивный человек. Над наивностью смеялись как над глупостью. Блатные звали их коротким словом — лох. И обирали с радостью. Один Рябинин восхищался наивностью, потому что наивность — это умение видеть мир прекрасным.
— Сергей Георгиевич, она не только выйдет утром на улицу, но после этой передачи за ней потянется хвост мужиков. Неужели вы такого никогда не видели?
— Видел, у собак.
Леденцов опять хохотнул и следователя успокоил:
— Лишь бы ваша старомодность не сказывалась на работе.
— Сказывается, Боря.
— В чем?
— Мы с тобой даже трупы не смогли посчитать: их же четыре.
— Откуда? Аржанников, его мать, жена Лузгина.
— А младенец на кладбище?
— К делу о хищении осмия отношения не имеет, рецидив сумасшедшей женщины…
— Боря, именно четвертого трупа мне и не хватало.
— Для чего?
— Для того, чтобы сложилось уравнение.
— Теперь сложилось?
— Думаю, на сто процентов.
Майор ждал продолжения, потому что информация для них имела не совсем совпадающие смыслы. Для следователя информация — материал для размышлений, информация для оперативника — повод для действий. Леденцов решил опередить Рябинина, предполагая, что в его уравнении задействовано кладбище:
— Бомжей задержали.
— Почему?
— Очищаем Троицкое кладбище от живых.
— Лузгин из командировки вернулся? — спросил Рябинин.
— А он тоже… в уравнении?
— Боря, я неважный шахматист, но играть надо всеми расставленными фигурами.
Всеми расставленными фигурами… Эти слова прошлись по памяти Леденцова, как металлическая терка по пальцу. Он вспомнил могилу Лузгиной и одинокую фигуру ее подруги. Людмила… Этой фигурой они не играли. Но следователь почему-то интересовался Лузгиным… Майор не стал делиться пунктирными сомнениями, тем более что у него была информация повесомее.