Надо торопиться. Ноздря взял из шкафа кое-какую одежонку, хранимую здесь для ночных дежурств. Иногда приходилось утром прямо из морга идти в учреждение или к девице, а рабочий костюм и под халатом прямо-таки пропитывался запахом его друзей-покойников.
Уложив одежду, он вновь увидел бутылку. В сущности, медицинский спирт полезнее коньяка. Ноздря взял стакан и процедуру повторил.
А ведь никто не поверит, что каждый покойник имеет свой характер. Вот хотя бы крайний, длинный… Лежал руки по швам, а теперь одна рука лежит на колене…
Ноздря заторопился. Из шкафа достал пачку детективов в мягких обложках и все написанные женщинами. Что его дела — делишки. В этих книжонках говорилось о таких гадостях, которые ему бы век не придумать. Например, одна баба мужику… отрезала.
Уложить книги мешала бутылка. Теперь он налил треть стакана, разбавил водой и выпил. Опьянеть Ноздря не боялся — с покойниками ко всему привыкнешь.
Каждый труп имеет свой характер. Крайний, длинный, теперь положил руку на грудь — видишь ли, ему, козлу, неудобно лежать…
Ноздря начал паковать в сумку свертки с продуктами. На всякий случай, потому что впереди ждала неизвестность. Консервы, колбаса, пара бутылок пива. Этим бутылкам мешала другая бутылка — тут хочешь не хочешь…
В дело опять пошел стакан и водопроводная вода, Выпив, Ноздря решил отдышаться. Надо бы закусить, но уж это в самолете. Похоже, крайний, длинный, приоткрыл глаз. Ноздря не удивился: покойники всякое выделывали. И вздыхали, и судорога их схватывала, и пальцами шевелили…
Ноздря надел пиджак и проверил карманы: билет на самолет есть, пачка долларов на месте. Оставалось только еще выпить и улетучиться.
Спирт, в отличие от казенки, с каждой порцией делался все приятнее. Мягок, как дамский животик и все то, что под ним. Не под спиртом, а под животиком. С опустевшим стаканом Ноздря поделился:
— Профессия: колдунья. Призвание: проститутка. Должность: директор. А я?
— А ты дурак, — ответил стакан.
— Я бы тоже мог создать фирму «Чикатило лимитед».
— Мог бы?
— Или фирму «Левински продакшн».
— Чего же не создал?
Ноздря вскинул голову — кто с ним говорит? Покойник. Крайний, длинный. Кстати, лишний — должно быть двое. Ноздря сжал кулаки и медленно подошел:
— Откуда ты взялся, козел? Мне привезли только двоих…
— А я сам пришел, — ответил покойник.
— Сам пришел, но сам не уйдешь, — заверил Ноздря, потянувшись за бутылкой с пивом.
Он успел лишь замахнуться — длинная нога покойника впечаталась ему в живот с такой силой, что Ноздря осел на стол. Он попробовал встать, но ему не хватало воздуха — руки неловко искали опору. И нашли край столешницы. Ноздря поднялся и даже сделал шаг вперед… Второй удар, уже кулаком в переносицу, мягко опустил Ноздрю на пол.
— Это тебе за Аржанникова, — объяснил капитан Оладько, доставая наручники.
Из командировки Лузгин вернулся поздно, за полночь, но с утра уже был на ногах. Он ни на йоту не отступил от заведенного порядка: легкая гимнастика, прохладный душ, тщательное бритье, резкий одеколон… Нет, отступил — поехал на работу без завтрака. Не мог он варить себе кофе; не мог делать то, что каждое утро делала Ирина.
Из квартиры Лузгин, в сущности, бежал от тишины и одиночества. Но непонятное одиночество поселилось и в лаборатории: завлаб болел, Аржанникова больше не стало, и куда-то запропастилась Эльга. Как ни парадоксально, последней ему больше всех не хватало: пусть бы говорила рядом глупости…
В его бездверный кабинет вошли трое: следователь прокуратуры Рябинин, майор Леденцов и высоченный молодой человек, фамилии которого он не знал, но тоже оттуда, из органов. Лузгин их рассадил.
— Осмий нашли, — сообщил Рябинин.
— Какие вы молодцы! Где?
— Следствие кончится, и все расскажем. — Рябинину не хотелось лишний раз бросать тень на убитого Аржанни-кова и тем более вдаваться в детали эксгумации трупа его матери.
— Признайтесь, Сергей Георгиевич, что при поисках вы использовали какую-нибудь спецтехнику?
— Использовал.
— Какую, если не секрет?
— Логику, интуицию, ум…
Лузгин улыбнулся с некоторой долей снисхождения: Рябинин — следователь, полез не в свою вотчину — в науку.
— Сергей Георгиевич, без современных приборов работать нельзя.
— А если дурак?
— Кто дурак?
— Ученый.
— Сергей Георгиевич, дураки в науке не задерживаются.