— Ах, махнем за границу.
— Для заграницы деньжат научного работника не хватит.
— Придумаем какой-нибудь ход.
Игорю почему-то вообразилась кровавая развязка, где жертвой окажется жена Лузгина. Его подсознание без ведома сознания поискало выход. Он вспомнил:
— Мою мамашу лечит одна крутая экстрасенсиха. Всякие сглазы, привороты, отвороты…
— Теперь таких навалом.
— Эта признана за рубежом. Кое-что поражает.
— Например?
— У женщины пропал ребенок. Милиция пожимает плечами. Ясновидящая сообщает матери: твой сын похищен снежным человеком. Участковый колдунью отматерил. А через час звонок: ее мальчишка в зоопарке полез на ограду и упал к белому медведю. Шланги, крючья, шесты… Медведя отогнали, и мальчишку спасли. Впечатляет?
— Еще бы.
— Другой случай. Девица родила, мужик ребенка не признает. А соблазнил он девицу в своем «мерседесе». Колдунья сделала так, что этот предприниматель не мог ездить в легковых автомобилях: ни в своем, ни в чужих. Как сядет— так с ним обморок. Хоть на велосипед лезь. Представляешь, прилетает в зарубежный аэропорт, его встречают, а он просит подогнать трамвай…
— Как звать колдунью?
— Простенько: Ираида.
— Дай адрес.
Теперь руку в почтовый ящик Ирина Владимировна просовывала с трусливым напряжением, как в осиное гнездо. Боялась второй повестки в кожно-венерологический диспансер. Странно устроены честные люди: напраслина их ранит сильнее правды. Или тут дело в том, что с правдой смиряешься, а с напраслиной — никогда?
Ирина Владимировна пошарила в почтовом ящике. Что-то лежало. Рука дрогнула преждевременно — не повестка, а конверт. Письмо, скорее всего, от дочери из Хабаровска. Эти дорогие для нее письма на ходу она не читала.
Поднявшись в квартиру и освободившись от сумки с овощами, Ирина Владимировна села в кресло и взяла конверт…
Странно: ни марок, ни штампелей, ни обратного адреса. Конверт из плотной белой бумаги без всякой маркировки. Да ей ли письмо? Ей. Лузгиной. На машинке печатано.
Она вынула небольшой листок такой же плотной бумаги и прочла первое слово, тоже машинописное и как бы укрепленное двумя восклицательными знаками:
«Корова!!»
Руки опустились на колени. Глупая слабость: ведь не ей письмо. «Корова». Еще раз глянула на конверт — Лузгиной Ирине Владимировне. Она с жадным отвращением, с каким иногда смотрела на экране сцены насилия, впилась в текст.
«Корова!!»
Делаешь мужу паровые котлетки, жаришь картофель фри, варишь суп с шампиньонами, пиво холодное подаешь… Нет, дорогуша, не удержалась за гриву, за хвост не удержишься. Неужели в свои сорок восемь лет ты не поняла, чем удерживают мужчину? Не котлетками с шампиньонами, а сексом, в котором ты разбираешься, как заяц в компьютере. Неужели не настораживает, что твой Виталий занимается с тобой сексом лишь раз в две недели?»
Ирине Владимировне захотелось скомкать пакостную бумажку и швырнуть в приоткрытое окно. Но пакостная бумажка оказалась сильней и притягивала к себе.
«Ты даже прекраснейший фильм «Эммануэль» не досмотрела, обозвав его порнухой. Носишь аляповатые лифчики и грубые трусы, не понимая, что эфемерное нижнее белье делает женщину эротичной. Хотя бы сделала себе силиконовую грудь! Ты не знаешь ни одной сексуальной позиции, а ведь их десятки. «Камасутра» называет 64 позы. Ты устарела, как ситцевая занавеска. Бреешь подмышки, а это вышло из моды, потому что волосы мужчин возбуждают: теперь даже на купальниках пришиваются искусственные подмышки из меха горного барана. Зачем ты удерживаешь Виталия? Неужели не заметила, что он занимается с тобой сексом, только когда выпьет? И не чувствуешь, что он живет с другой женщиной? Не забывай, что ты старше Виталия. Отпусти его. А сама походи на лекции «Секс для пожилых». Подай объявление в службу знакомств, что женщина сорока восьми ищет мужчину для совместного просмотра латиноамериканских телесериалов».
Без подписи.
Дочитав, Ирина Владимировна встала и прошлась по комнате походкой человека, отсидевшего обе ноги. Здравый смысл подсказывал: надо что-то делать, но что — здравый смысл не подсказал. Ирина Владимировна ткнула кнопку приемника. В комнату, наполненную светом радостного мая, хлынули звуки романса «Жалобно стонет ветер осенний»…
Ошарашило не само письмо, не тон, не наглость — поразило знание подробностей интимных, которые никто не знал, кроме мужа. О нижнем белье, о сексе, о еде, о подмышках… Неужели Виталий их жизнью с кем-то делился? С кем-то… С женщиной, своей любовницей, стиль письма дамский…