— Ай-яй, к утру пирог остынет!
— Им это без разницы, Патимат.
— Вижу, злишься на Родьку. Неужели ревнуешь?
— С чего ты взяла? Просто обидно, что нашел какую-то босячку. — Аида принялась за пирог, а потом с усмешкой спросила: — А тебе нравится Алена?
— Он сделал свой выбор. При чем здесь мои симпатии?
— Узнаю тебя, женщина Востока! — театрально всплеснула руками Аида. — Желание мужчины — закон! Твоей философией сыта с детства!
— Кушай пирог, Аидушка, — напомнила мачеха. — Что я могу поделать? Меня так воспитали. — И с добродушной улыбкой на лице заметила: — А тебе бы парнем родиться в самый раз! А моему Родьке — девчонкой! Но на все воля Аллаха.
— Если бы ты в свое время приструнила моего отца, не было бы моего детского кошмара…
— Так и тебя бы не было…
— Если бы ты знала, Патимат, сколько людей пострадало от того, что я есть. И сколько пострадает еще. Меня даже прозвали «шаровой молнией». Видно, я внушаю страха не меньше. А первопричина кроется в тебе. Вернее, в твоем отношении к мужчинам. Ты не должна была допустить, чтобы мой отец встретился с моей матерью.
— На все воля Аллаха, — повторила Патимат. — Я никогда не интересовалась, откуда у тебя столько денег. Догадывалась, что деньги нечистые. Не знаю, бывают ли они вообще чистыми, особенно когда их много. Но это твоя жизнь, дочка, и я не имею права в нее вмешиваться. Аллах воздаст тебе за что, что ты сделала для нас и для бабушки. Твоя мать могла бы тобой гордиться.
— Прекрати, Патимат! Ничего не желаю слышать о моей матери! Я никогда не любила ее, и мне не дорога память о ней. И уж совсем наплевать, гордилась бы она мной или нет! Мы начали говорить о Родионе. Мне кажется, он совершает самую большую глупость в своей жизни. Эта босячка ему не пара, и вряд ли я ее буду терпеть под одной крышей. Так ему и передай. И еще, пусть завтра же отчитается о своей поездке в Екатеринбург. Уже неделя прошла, как он оттуда вернулся, и до сих пор не поделился впечатлениями. И я не вижу денег. Моих, кстати, денег. Это очень серьезно, Патимат. Он что, избегает меня?
— Обязательно передам, Аидушка. А как же пирог? — взмолилась мачеха, когда Аида резко поднялась из-за стола.
— Я поем у себя в комнате, — смягчила тон девушка и, поцеловав ее в щеку, добавила: — Ты чудесно готовишь.
Оставшись одна, она тут же прилегла на любимое китайское ложе, сделанное на заказ (новая достопримечательность ее экзотической натуры), и предалась невеселым раздумьям.
Она послала Родиона в Екатеринбург, чтобы он продал их трехкомнатную квартиру, пропустовавшую почти год. Она считала, что год — вполне достаточный срок, чтобы забыть о «шаровой молнии».
Она долго наставляла брата. Дело очень серьезное, и надо быть осмотрительным. Не вступать в переговоры с подозрительными личностями. Лучше всего вообще не откликаться на частные предложения, а сразу пойти в агентство по купле и продаже недвижимости.
Родион удивлялся: «Чего ты боишься? Зачем нам посредники?» — «Делай, как я говорю, — настаивала на своем Аида. — И кто бы ни спросил обо мне, делай вид, что в первый раз слышишь мое имя».
Ему бы как следует задуматься над ее словами, но Родион разве умеет быть серьезным. Он прихватил с собой в Екатеринбург эту босячку, эту недоделанную поэтессу! Ну, как без нее-то?! И шагу сделать не может, а уж тем более квартиру продать!
Он взял отпуск за свой счет, и Аида полагала, что поездка брата на Урал затянется на месяц. Но Родион вернулся через неделю, и они до сих пор не поговорили, потому что эта липучка Алена не отходит от него ни на шаг. Не собираются ли они прикарманить ее денежки? И вообще, продана квартира или нет? «Жду еще сутки, — решила Аида, — и пусть потом пеняет на себя!»
Она не заметила, как провалилась в сон. Еще не совсем стемнело. За окном тренькала гитара. Пролетевшая мимо чайка что-то крикнула на прощанье.
Очнулась от того, что кто-то включил свет.
— Спишь? — раздалось над самым ухом.
— Сколько времени? — спросила Аида, еще до конца не разобравшись, где находится и с кем разговаривает.
— Второй час ночи.
Голос был мужской, но какой-то сдавленный.
— Если хочешь спать, я уйду.
Теперь голос немного оживился.
— Поговорим завтра.
В голосе появились радостные нотки.
— Погоди-ка! — Она ему сейчас испортит праздник, только надо прийти в себя. — Я сейчас.
Аида умылась ледяной водой, а вернувшись в комнату, первым делом набросилась на остывший пирог. Глотала его большими кусками, запивая холодным чаем, и при этом пыталась поддерживать разговор.