— Мама сказала, что ты хочешь меня срочно видеть, — неохотно начал Родион.
Она никак не может привыкнуть к его безбородому лицу. Рыжая бородка делала его похожим на фараона. Аида раньше любовалась этим выразительным, одухотворенным лицом. Теперь оно стало каким-то повседневным, обывательским, чуть одутловатым, с наметившимся вторым подбородком. А все эта недорезанная поэтесса! Она заставила брата сбрить бородку, которая ему очень шла и скрывала… Впрочем, этого уже ничем не скроешь! Родион меняется на глазах. Из фараона превращается в какое-то паразитическое насекомое. Так, по крайней мере, ей кажется.
— А ты как думаешь? Приехал — и ни словом не обмолвился.
— Ты не спрашивала.
— Я не хочу при чужих обсуждать наши дела.
— Аленушка — не чужая, она скоро станет моей женой. И потом мы с ней вместе продавали квартиру.
— И есть успех?
— Разумеется.
— Что-то слишком быстро. Ты действовал через агентство?
— Я похож на идиота? Квартиру купил сосед.
— Какой сосед? — встрепенулась Аида.
— Пожилой дядька с красной рожей…
— Не помню такого.
— Ты знала всех соседей? — Родион усмехнулся, но она вдруг почувствовала, что за этой усмешкой скрывается страх. Кого он боится? Неужели ее? Не может быть. — Он живет наверху. Сделает дырку в полу, пристроит лестницу, и будет у него двухэтажная квартира.
— Обо мне никто не спрашивал?
— Много о себе воображаешь, сестренка.
— Хорошо, — вздохнула она. Его фальшивая игра теперь для нее была очевидна, но Аида не понимала, для чего и для кого он так старается. — Сколько выручил денег?
— Десять тысяч.
— Всего? Она стоила в три раза дороже!
— После кризиса цены упали, — невозмутимо констатировал Родион.
— Где деньги?
Он выдержал паузу, а потом выпалил на одном дыхании:
— Я полагал, что ты подаришь их нам на свадьбу.
— Это мои деньги, Родион, и мне решать, что с ними делать, — ее душил гнев, но она не давала ему вырваться наружу, а только тяжело дышала и смотрела все время в одну точку, на продырявленный носок его тапочки. Даже такая мелочь, как тапочки, куплены на ее деньги. И босячка тоже пользуется ими! — Если ты решил жениться, то сначала подумай о жилье и пропитании для своей будущей жены. На мою помощь больше не рассчитывай. Достаточно того, что твоя мама находится полностью на моем содержании.
— Аидка, я тебя не узнаю…
— Я тебя — тоже.
— Это твое окончательное решение?
— Тебе тридцать один год, Родя. Пора начинать самостоятельную жизнь. Посмотри на своего друга Марка. Как видишь, некоторые обходятся без богатых сестренок.
— Хватит читать мне нотации! — вскрикнул он. — Меня с пеленок учат жизни! Отец, мама, школа, институт… Ты бродяжничала семь лет, так? Тебя учила жизни сама жизнь. В этом, конечно, твое преимущество. Но зачем ты объявилась? Зачем вызвала меня в Екатеринбург? Зачем отправила в Питер? Зачем поселила меня в этой роскоши? Зачем сейчас выставляешь на улицу? Объясни, где логика твоих поступков?
— Я мечтала о большой, дружной семье. Вот и вся логика. Никого я так не любила, как прабабушку и тебя. Я хотела, чтобы вы всегда находились рядом. Наверно, глупо, потому что из осколков не склеить вазы. Во всяком случае, я дала тебе шанс. Ведь мужчина должен быть опорой семье, не так ли? Спроси об этом у Патимат. Я ждала долго, почти два года, но ты все явственнее превращался в нахлебника. Ты, может, думаешь, что деньги мне сыплются с неба? — Она посмотрела ему в глаза. — Ты действительно так думаешь?
Родион молчал. По его лицу пробежала судорога.
— Знаешь, — сказал он, — а я не отдам тебе этих денег.
Аида снова почувствовала, что за его словами кроется страх. И не просто страх, а страх первобытный, страх самосохранения.
— Значит, ты у меня их украдешь?
— Возьму взаймы. Нам ведь надо как-то жить. Снять квартиру, чем-то питаться… Потом я верну. Честное слово, верну.
— Потом у вас пойдут дети, и ты будешь приходить ко мне и клянчить. Без конца клянчить. — В ее интонации звучало презрение к нему, некогда любимому брату.
— Перестань! — махнул он рукой. — В нашей больнице много семейных врачей, и все они как-то живут.
— Они умеют жить. Они не тратят две зарплаты разом на какую-нибудь книжицу в кожаном переплете. Они не влезают в долги в надежде, что сестра рано или поздно заплатит по векселям.
— Прямо какая-то сцена из Островского! — попытался пошутить он. — Самый актуальный сейчас писатель. Все возвращается на круги своя. Так вот живешь и думаешь, что жизнь твоя — вещь уникальная, целомудренная, никем никогда не пройденная, а оказывается, всего-навсего играешь в старой пьесе Островского, да еще время от времени забываешь роль и не помнишь дальнейших коллизий…