— Нет, Родя, я совсем из другой пьесы…
— Что это, Аидка? — Он наконец заметил, что она держит в руке какой-то предмет.
— Это, Родя, пистолет «Макаров» с глушителем. Он заряжен.
— Неужели ты выстрелишь в меня? Ты способна убить?
— Почему нет? Ведь ты способен украсть.
— И что потом? Ведь тебя посадят?
— Как ты наивен, брат! В соседней комнате спит твоя невеста. Все будет выглядеть так, будто она свела счеты с жизнью, а перед этим прикончила своего жениха. Следствие разберется в мотивах. — Аида дала ему время прийти в себя, а потом спокойным тоном приказала: — Отдай мои деньги!
Пока она пересчитывала сумму, вырученную от продажи екатеринбургской квартиры, Родион по-детски тер кулаками глаза и приговаривал: «Какое ты чудовище! Какое ты чудовище!»
— Я — чудовище? — усмехнулась она. — Может быть.
— Ну, хочешь я на колени встану перед тобой? — И он бросился к ее ногам, уже не скрывая слез.
— Пошел вон! — пнула она его ногой в грудь. — Я рисковала жизнью ради этих денег. Почему я должна взять их и подарить тебе? Это все равно, что выбросить на ветер! А мне еще предстоит заботиться о твоей матери! О ней ты совсем не думаешь!
— Моя мать готова бедствовать ради моего благополучия!
— Она, может быть, и готова, да я ей не позволю бедствовать. И запомни, чтобы с завтрашнего дня ноги здесь не было твоей невесты! Встречайтесь где угодно, только не в моей квартире!
Чего она хотела этим добиться? Что он тут же выбросит из головы эту дуру и станет прежним Родькой, любящим братом? Или наоборот, проявит характер, пойдет в свою комнату, соберет вещички и вместе с поэтессой отправится строить новую, светлую жизнь? Но характер — это как раз то, что у Родиона напрочь отсутствовало. Он уснул на груди у возлюбленной в слезах отчаяния.
— Меня достали твои прихоти. Вчера мы обедали в ирландском пабе, сегодня ужинаем в китайском ресторане. — Мужчина средних лет с брюшком, на котором едва застегивался пиджак, говорил спокойно, с вымученной улыбкой на лице. — Месяц назад ты была блондинкой, а сейчас ты брюнетка. А куда исчез твой акцент, а? Еще одна прихоть?
— Месяц назад ты говорил по-другому, Вах. Месяц назад ты заикался на каждом слове и обливался вонючим потом. От тебя воняло, как от протухшей селедки…
— Что я тебе сделал, Инга? Почему ты так агрессивно сегодня настроена? Ведь это ты меня пригласила сюда, и мы вроде неплохо сидим.
Он не мог не чувствовать холода ее голубых глаз, которые раньше ему почему-то казались зелеными.
— Ты сидишь в этом ресторане благодаря мне, — с ухмылкой заявила девушка. — Донатас обложил тебя со всех сторон. Он угадывал на два хода вперед все твои поползновения. Тебе не удалось откупиться от него питерскими квартирами. Мы перекрыли тебе воздух, и тогда пришлось раскошелиться всерьез. Теперь твой бизнес — наш бизнес.
— Зачем ты мне об этом напоминаешь? — насторожился Вах. Он поморщился оттого, что первая струйка пота закатилась за ворот рубахи и медленно двигалась по волосатой спине.
— Для чего напоминаю? Тогда, месяц назад, Дон приказал мне отправить тебя к праотцам. Он не давал за твою жизнь и ломаного гроша.
— Врешь!
— Разговор, как понимаешь, был конфиденциальный, поэтому свидетелей предоставить не могу. Я уговорила его не делать этого. Ты знаешь, что я имею на него некоторое влияние. Не буду лгать, что пеклась в тот момент о тебе. Просто не хотелось рисковать. Два убийства подряд — это перебор.
— Я до сих пор не понимаю, почему вы угрохали Витьку Дежнева?
— У нас было мало времени. Дарственная на квартиру требовала некоторых бумаг и подключения опекунского совета. Мы решили обойтись завещанием. А завещание, как понимаешь, предполагает смерть его составителя.
— Хорошо. Я подумаю.
— Думай быстрее, и думай наличными. После кризиса я не доверяю банкам. А теперь отвези меня домой. Я живу на Васильевском.
Дурно ему стало в машине. Лицо приобрело зеленоватый оттенок. Потом пропиталась не только рубаха, но и пиджак. Он притормозил возле коней Клодта и заявил:
— Я не доеду! Ты меня отравила! Ты меня отравила, как Витьку!
— Не психуй! Просто твой желудок не привык к китайской пище! И я тут ни при чем. Меньше надо жрать, жирная задница! Выйди из машины и сунь два пальца в рот! Вон, кстати, урна! — Она указала куда-то в сторону Фонтанки, но Вах только бормотал: «Я умираю» и держался за живот. — Ладно, хрен с тобой! Переползай на заднее сиденье. Я поведу машину. Ты вроде на Лиговском живешь?