Место и в самом деле оказалось сказочным: двухэтажный особняк на набережной Фонтанки, по всей видимости, недавно отреставрированный, потому что выглядел как елочная игрушка среди мрачных и запущенных соседних домов.
Дверь была закодирована, и Соня с проворностью секретаря-машинистки набрала нужную композицию цифр. Их мало интересовал просторный зал с пальмами и статуей какой-то древнегреческой богини. Майринг даже подумал, что она привезла его в музей, а не в жилое помещение. Но спальня, расположенная на втором этаже, убедила его в обратном.
Он застыл на пороге, не осмеливаясь сделать шаг. Здесь было царство трех цветов: белого, золотого и ультра-мари-нового. Огромное зеркало в массивной золотой оправе отражало его бледное, испуганное лицо. Тяжелые плюшевые шторы на окнах, атласное покрывало без единой складочки на кровати с альковом, пустой туалетный столик — во всем чувствовалась необжитость и даже необитаемость.
— Ну, что так и будешь стоять? — Она протянула ему руку, и Марк наконец смог заключить ее в объятия…
Он пришел в себя уже ближе к вечеру. В любовном чаду время летит незаметно. Соня задремала у него на груди, а ему никак не удавалось успокоиться, он терзал ее волосы, гладил бедра, мял грудь.
Майринг вдруг понял, что в последние годы жил в ожидании чуда и что давно уже не любил жену. И по тем же причинам принимал такое горячее участие в судьбе Люды и ее маленького сынишки. Ждал чуда и уже не любил жену. И вот оно чудо. Случайно встреченная женщина лежит в его объятиях, и ему кажется, что роднее чем она, нет у него на земле человека.
— Соня, — шепчет он ей ласково на ухо, — ты как? Я тебя не сильно измучил?.
— Если бы ты знал… Если бы ты только знал… — она не закончила фразы, а только шмыгнула носом, и он почувствовал теплую влагу у себя на груди.
— Ну-ну, нельзя быть такой плаксой!
— Это счастливые слезы. — И она снова принялась его целовать и снова бы закружилась карусель, если бы Соня вдруг не вспомнила: — А сколько сейчас времени?
Часы в гостиной, будто услышав ее вопрос, пробили восемь раз.
— Надо вставать! — встрепенулась она.
— А мне пора двигать, — сообщил он, не двинувшись с места.
— Жена будет беспокоиться?
— Какая пошлость! — Ему вдруг сделалось стыдно, и он зарылся лицом в подушку.
— Ты, наверно, впервые изменил? — догадалась Соня. Она опустилась в кресло и закурила. — А я уже привыкла изменять…
— Ты замужем? — Странно, но собственные вопросы причиняли боль. — И это дом твоего мужа? Имея такое состояние, он позволяет тебе пылиться в какой-то нотариальной конторе?
— Он тоже в ней пылится, — горько усмехнулась Софья. — Моего мужа зовут Юрием Анатольевичем. Кажется, к нему ты так стремился сегодня попасть?
— Вот как? Значит, я в ловушке, — сделал вывод Майринг. — Сейчас откроется дверь, и в спальню войдет твой муж с пистолетом в руке.
— Не фантазируй. Его нет в Питере. И никто сюда не войдет и ни в какой ты не в ловушке. И я действительно от тебя без ума! О Господи, почему я так с тобой откровенна?! Я ведь совсем разучусь врать! А без этого нельзя!
— А куда он уехал? — не обращая внимания на ее стенания, поинтересовался Марк.
— Я же говорила — на отдых. Он всегда ездит в одно и то же место и даже живет в одном и том же отеле. Он любит Барселону.
— А тебя не берет с собой?
— Я ему там не нужна.
— У него любовница?
— Вот еще! Лишние расходы! Он предпочитает знойных испанских или арабских мальчиков. У него и здесь есть свои фавориты, но они быстро приедаются. О, мой муж ненасытный жеребец!
— А как же ты?
— Да, никак. Ему нужна была красивая жена для выхода в свет, чтобы поменьше болтали о его гомосексуальных наклонностях. Это продолжается уже пятый год. У меня было несколько любовников, но все из числа его фаворитов. Юрий Анатольевич сам решает, кому переспать с его женой. Ты, Марек, исключение из правил. И если он узнает о тебе, то будет разгневан не меньше чем тогда, в день твоего первого визита в контору.
— Разгневан, и только-то?
— Ты бы хотел мавританских страстей? Не тот случай. Вот если бы ты отбил у него любовника…
— Тебе не опротивела такая жизнь?
— Это моя жизнь! И прошу в нее не вмешиваться! — вспылила она.
— Прости. Но я уже вмешался.
Она предложила выпить на дорожку по чашке кофе, и он не мог ей отказать, хотя Ирина неминуемо закатит сцену, во время которой спустит всех собак на Люду.