Швейцар склонился перед ней в почтительном поклоне, а охранники не церемонились. Аида оказалась в огромных лапищах двухметровой девицы с квадратным лицом и длинными светло-русыми волосами. Та попросила у нее сумочку, и Аида сразу же уловила литовский акцент. Ничего подозрительно охранница не обнаружила, и девушка беспрепятственно вошла в зал, где вовсю гулялись поминки. С первого взгляда это напоминало оперетту. Званый вечер с литовцами. Литовцы, действительно, преобладали. Зато почти не было женщин, только совсем высохшая старуха рядом с Нечаевым (по всей видимости, какая-то родственница покойного), да великанша-охранница. И теперь еще…
— Инга!
Когда Донатас улыбался, выражение его лица делалось фальшивым. Это был тот случай, когда улыбка живет отдельно от лица. Чаще всего он обходился без нее. Строгий, суровый, но надежный начальник. Ему было сорок пять лет, невысок ростом, коренастый шатен с живым, взглядом.
— Как не стыдно опаздывать! — по-отечески приобнял он девушку и погладил по спине. — Мы уже стосковались по женскому обществу!
Он посадил ее рядом с собой и представил некоторым гостям. Она сходу вычислила главных действующих лиц, вокруг которых сновали рыбки помельче. Безусловно, балом заправлял Нечаев, который поздоровался с ней едва заметным кивком головы. Кроме Дона, был еще один литовский туз, как она догадалась — тот самый компаньон нотариуса, от которого она его собралась защищать, вытянув под это дело скромную сумму долларов. Четвертым оказался очень неприятный тип, долговязый, с лошадиным лицом. Он посмотрел на Аиду оценивающим взглядом и улыбнулся, сверкнув золотыми зубами. Продольный шрам на шее он не намерен был скрывать от любопытных глаз, а наоборот всячески демонстрировал, по-видимому, презирая галстуки и высокие воротнички. Шрам багровел, когда его хозяин вливал в себя определенное количество водки. Именно по багровому шраму Аида вспомнила, что однажды уже встречала этого человека. И тожр на поминках. Два года назад. Это было в Екатеринбурге, и их не представили друг другу. Потому что тогда он не был столь важной персоной. Она не сомневалась, что сидит за одним столом с Борзым, который по словам Мадьяра на днях улетел домой.
А снующие вокруг стола молодые люди с какими-то сверхсекретными папками давали понять, что тут не просто поминки, не просто вечер дружбы народов, а еще и подписание договоров, дележ владений убиенного Ваха.
— А он бы и так вам все отдал, — тихо сказала Аида.
— Что? — не расслышал Дон.
— Кто-то из твоих друзей перестарался, — дерзко заявила она. — Вах пребывал в депрессии и готов был продать тебе по дешевке свою часть предприятия. У вас ведь состоялся с ним телефонный разговор, не так ли?
— Откуда ты все знаешь?
— Я была у него дома в день убийства.
— Цыганила денежку?
— Это мое дело.
Присутствие Борзого, да еще в виде компаньона Донатаса, ставило крест на всей затее и на ней самой. Ведь она собиралась продать Борзому шефа, и Дон уже, наверно, в курсе этой несостоявшейся сделки.
— Помяните Валентина Алексеевича? — навис над ней Борзой с бутылкой водки и нагловатой ухмылкой.
— Красное вино, пожалуйста, — сказала она с литовским акцентом.
— Правильно, детка, — поддержал ее Дон. — Мы — добрые католики — поминаем не водкой, а красным вином! Это цвет крови Господа нашего…
— Да какой ты, в задницу, католик! — перебила она его по-литовски, вызвав взрыв смеха у литовской части сборища. И еще Аида успела заметить улыбку на лице Нечаева.
Она залпом опорожнила свой бокал с вином.
— За что люблю эту девчонку? — воскликнул раскрасневшийся Дон. — Кто еще посмеет мне дерзить, как она? Есть добровольцы?
За столом установилась гробовая тишина и всеобщее оцепенение, только престарелая родственница покойного неодобрительно качала головой.
— То-то же, — обведя волчьим взглядом присутствующих, подытожил Донатас. После чего он смачно выругался по-русски, и Аиде стало не по себе. Она вдруг вспомнила, что месяц назад заметила у Дона на макушке едва наметившуюся лысину. Ее можно было разглядеть сверху. Вот студентке иняза, стоявшей на балконе, она и бросилась в глаза.
— Как поживает ваш украинский друг? — присел рядом Борзой.
— Спасибо, хорошо. Очень хотел с вами увидеться, но дела не позволили.
— Когда разделается с делами, пусть приезжает в Катю. Я всегда рад гостям, а таким в особенности. — Последние слова он произнес со скрежетом зубовным. Видно, Мадьяр сильно расстроил его планы. Или вернее, часть планов. Теперь Аида понимала, что Борзой приехал в Питер не только ради нее, а чтобы договориться с Доном и остальными. Ради сегодняшних поминок он здесь. И Донатас, возможно, расплатится ею с Борзым.