Всю ночь она курила, пила водку и слушала «Пинк Флойд». Время, проведенное в заточении, выбило ее из колеи. За пять дней она устала сильнее, чем за пять лет. Больше ничего не хотелось от жизни. Было единственное желание уехать отсюда, где ее никто не знал. Желание, преследовавшее Аиду с детства и гнавшее из города в город. Нет, было еще кое-что. Ей вдруг до боли в печенке захотелось послушать литературную болтовню Родиона. Впервые она плакала о брате, снова и снова перечитывая его немецкое послание к ней.
Алена в тот день поехала на Волковское кладбище, а не в больницу к брату. Что ее вдруг потянуло туда? Это только упростило Аиде задачу. Кладбище — место тихое, укромное. Подходящее для злодейства.
Поэтесса никуда не торопилась, гуляла в свое удовольствие и что-то бурчала себе под нос. Она, наверно, хотела дождаться конца рабочего дня, чтобы встретить Родиона при выходе из больницы и по дороге домой пожаловаться ему на сестру. А перед этим выпросить у кого-нибудь денежку или жетон на метро. Как Аида ненавидела в тот момент эту нищебродку! Во время своего бродяжничества она никогда не опускалась до попрошайничества, никого не просила «позолотить ручку». Она научилась воровать, грабить, убивать. Она умела цепляться за жизнь каждой клеточкой, каждым нервом своего существа.
Все разрешилось очень просто. Алена вдруг наткнулась на могилу какого-то поэта. Присела на скамейку и принялась вслух читать стихи, то ли того самого поэта, то ли свои собственные творения. Аида подкралась к ней сзади. Та ничего не почувствовала. Слишком была занята собой. Ее вообще никогда не интересовало, что творится вокруг. Какой-то одуванчик, а не женщина. Аида выстрелила ей в затылок, не потревожив кладбищенскую тишину. Пистолет с глушителем — незаменимая вещь в таких случаях. Алена не шелохнулась. Только жестикулирующая рука безвольно плюхнулась на колено, а голова неестественно дернулась и уткнулась подбородком в грудь.
«Пусть бы жили себе, — думала теперь Аида, заливая водкой тоску по брату. — Он бы разобрался потом. Нет, именно Алена ему была нужна! Именно нищебродка! Именно Кобейн! Именно мазохизм!»
Она уснула в кресле, уронив пустой стакан на ковер.
С Гедеминасом пришлось говорить по-литовски, а она давно не упражнялась в языке и некоторые слова подзабыла. Их выручил немецкий. Господин из Литвы его знал лучше, чем русский.
Они сидели в летнем кафе, напротив Гостиного двора, и литовско-немецкую речь заглушал симпатичный оркестрик, в репертуаре которого были сплошные вальсы, и кое-кто даже танцевал. За соседним столиком расположились охранники Гедеминаса. Они вальяжно потягивали пиво и глазели по сторонам, высматривали злоумышленников.
— Неужели вы и есть Шаровая молния? — Он смотрел на нее с обожанием. — Много слышал о вас еще до нашей встречи в «Амбассадоре». И очень жалел, что вы работаете на этого проходимца, а не на меня. Вам очень идет быть блондинкой, хотя я знаю, что вы брюнетка, и не литовка, и даже не Инга. Я не люблю, когда меня пичкают всякими небылицами о суперменах и суперфрау, но вас я увидел в деле. И это было настоящее чудо. Я сразу сказал этому отпетому гомику, что вас недооценили и что настоящему бриллианту положено быть в настоящем золотом обрамлении.
— Вы — поэт, а я простая девушка, с шестью классами образования…
— …которая свободно изъясняется на двадцати языках.
— Вы неплохо поработали над моим досье, — оценила она, — но я не слишком падка на лесть и предлагаю перейти к делу.
— А мы уже к нему перешли. — Гедеминас загадочно улыбнулся. — Разве вы не поняли, что я делаю вам предложение? Я хочу, чтобы вы стали моей женой.
Она пристально всмотрелась в лицо Гедеминаса, по которому раньше едва скользила взглядом. Ничем не выдающаяся внешность. Блондин, густые брови, светлые глаза, прямой нос, губы чуть-чуть толстоваты. Она не любит такие губы. Впрочем, все это ни о чем не говорит. Что там внутри, у этих господ она примерно представляет.
Пауза несколько затянулась. Его глаза по-прежнему смотрели с обожанием, а губы по-прежнему улыбались.
— Вы хотите немедленного ответа?
— Я мог бы подождать. Я — парень молодой, мне нет еще сорока. Спешить некуда, в отличие от вас.
— Что вы имеете в виду?
— Что имею в виду? — Он вдохнул полной грудью и неожиданно произнес: — Ах, какой чудный вечер! Ветерок с Балтики расслабляет мышцы! У вас, Инга, такой красивый, такой большой город, но вам некуда пойти. За дальним столиком, который ближе всех к оркестру, сидят люди Борзого. Наш уральский друг привез нынче в Питер целую банду. Его парни томятся в подъезде вашего дома. И ваш новый адрес им тоже сегодня стал известен. Борзой заявляет на вас свои права. Так они договорились с Донатасом. Чем я могу помочь в создавшейся ситуации? Во-первых, провести с вами ночь в моем гостиничном номере. Во-вторых, пойти завтра с утра в ЗАГС. Мои люди договорятся, и оформление документов пройдет без лишней волокиты. Фамилию вы можете не менять. Если захотите, можем даже обвенчаться. Здесь или у меня, в Каунасе. На жену Гедеминаса никто не посмеет поднять руку. Соглашайтесь, Инга. У вас нет другого выхода. Брак по расчету— не великое горе, особенно, когда предъявлен такой счет. Это бы избавило вас от многих проблем.