Вы наверняка подумали сейчас, что юрики вполне могли расправиться со мной — ведь я был один, никто не знал о ходе моего расследования, поскольку отчитываться я собирался только перед майором Лившицем. Пальнули бы юрики в меня ядерной ракетой — и концы в пустоту…
Нет, господа, не могли они этого сделать. В отличие от вас юрики прекрасно понимали, что от галактического правосудия не скроешься. Убьют они Шекета, но на его место встанет другой борец за справедливость. Так было, и так будет всегда.
Я зачитал юрикам обвинительное заключение, а потом удалился в свою каюту на «Бутоне», чтобы посоветоваться с собственной совестью. Совесть подсказала мне, что у этого убийства не было никаких смягчающих обстоятельств. И потому мой приговор был абсолютно справедливым: цивилизации Юризошкрибопрубизонура-5 в праве вступления в состав Соединенных Штатов Земли отказать.
ОПЯТЬ ЭТИ ОПЦИОНЫ
Иногда меня называют межзвездным шпионом. Я не обижаюсь. Многие считают шпионаж совершенно неприемлемым занятием — им кажется, что, шпионя за другими цивилизациями Галактики, человечество унижает себя, становится как бы на одну доску с пронырливыми ярдугамцами или борхийцами, которые и дня не мыслят без того, чтобы не выведать у соседей какой-нибудь их тщательно скрываемой тайны.
Согласен, это неприлично. У каждой цивилизации могут быть свои интимные секреты и подглядывать за ними так же нехорошо, как смотреть через замочную скважину на соседа, чистящего зубы платяной щеткой. Да, это странное занятие, но вам-то какое дело?
Однако мы, звездные разведчики, не занимались примитивным подглядыванием. Агентурную службу всегда интересовало лишь одно: представляют ли секреты той или иной цивилизации опасность для Соединенных Штатов Земли? Это мы и должны были выяснять — часто с риском для жизни. Мы не шпионы, а разведчики. Агенты, если это слово вам больше по душе. И чтобы вам еще яснее стала разница, расскажу о своей миссии на Опцион, небольшую планетку в районе шарового звездного скопления Большой мешок.
Похоже на то, что собственного солнца у этой планетки не было отродясь. Да ей это и не нужно было: расположенное неподалеку скопление из двадцати тысяч звезд давало достаточно всяких излучений, чтобы в первичном океанском бульоне Опциона возникли органические клетки, развившиеся в течение трех миллиардов лет в самых зловредных существ Галактики. Комплекс неполноценности у опционов превосходил всяческое воображение. Они считали себя обиженными природой — почему у всех планет есть собственные светила, а их мир, такой замечательный, должен довольствоваться излучением шарового скопления?
Какая-нибудь другая цивилизация на их месте приложила бы свои таланты для того, чтобы перетащить к себе одну из звезд Большого мешка. Но что тогда делать с комплексом неполноценности, который сами опционы называли комплексом национального унижения?
Вместо того чтобы решить проблему раз и навсегда, опционы начали специализироваться на мелких пакостях. В основном, они делали пакости близлежащим цивилизациям, но иногда и о себе вспоминали. К примеру, лет десять назад опционы повернули пылевой поток от плоскости Галактики к ее северному полюсу, и в результате жители Аргубина-4 (замечательный мир на высоких галактических широтах) оказались на волоске от гибели — ведь пыль для аргубинов так же смертельна, как глоток кислорода для аборигенов Ашторина-5! Хорошо, вмешалась Галактическая служба спасения, иначе одной цивилизацией стало бы меньше.
А год спустя опционы причинили пакость уже самим себе — надули в недра собственной планеты воздух. Хотели, наверное, сделать из Опциона воздушный шар, чтобы, так сказать, воспарить на нем к высотам Галактики, а если проще: использовать давление воздуха для изменения орбиты. Вы ж понимаете, это все равно, что ковырять в носу: удовольствие маленькое, а пользы никакой. Планету раздуло, начались подвижки материков, океаны затопили прибрежные города. Сколько погибло опционов, никто так и не узнал — чувство собственного достоинства, смешанное с комплексом неполноценности, не позволило правительству Опциона информировать Галактический совет об этом небольшом трагическом происшествии.
Надеюсь, вы понимаете теперь, почему я не удивился, когда майор Лившиц, начальник Агентурного отдела, вызвал меня из внеочередного отпуска и сказал с брезгливым выражением лица: