— Мое право на них не отвечать.
— Но почему же, гражданин Штанюк?
— Я придерживаюсь демократических убеждений.
— А демократу обязательно быть дураком? — вырвалось у меня, потому что был еще молод и невоздержан.
Я думал, что он встанет и уйдет. Но Штанюк степенно огладил бородку и деловито спросил:
— Что вас интересует?
— По поводу реабилитации. Вы действительно были судимы по статье 58?
— Разве кто сомневается?
— Есть такие. Павел Игнатьевич, из приговора я не понял, какую политику вам пришили?
— Я оскорбил директора базы горюче-смазочных материалов.
— Только за это?
— Молодой человек, ваш вопрос, в сущности, не имеет смысла. За что посадили? Сажали за что угодно. Директор сказал мне что-то насчет партии и своей партийной совести. А я покрыл матом и его совесть, и партию. На второй день меня взяли.
Все ясно. Видимо, у анонимщика для клеветы имелись какие-то личные мотивы. Вопросов к Штанюку у меня больше не было. Но у меня сложилось впечатление, что этих вопросов он ждет — его глаза высматривали во мне какое-то зернышко с птичьей зоркостью.
Теперь о случае. Во мне живет некоторая уверенность, что случай подворачивается тогда, когда он нужен. Хотя в этом разговоре он мне и не требовался.
В кабинет вошла секретарша и оставила справку из ЦАБ’а о судимости на Штанюка — я запросил ее раньше. В справке, разумеется, была судимость по статье 58. Но что это? Глазам не верилось…
До этой судимости Штанюк еще дважды привлекался за кражи, притом одна в крупных размерах. Глазам не верилось…
— Павел Игнатьевич, вы, оказывается, были вором?
— Ну и что?
— Значит, возможны сомнения, что вы не политзаключенный?
— А разве вор не может сесть за политику?
— Расскажите про эти кражи.
— Нет, судимости сняты.
Тем более непонятно, почему он их скрывает. И смотрит на меня нервно — даже бородка трясется. Мне пришла мысль, что этой интеллигентной бородкой он отгораживается от прежней воровской жизни; эта бородка помогает ему быть политзаключенным и демократом. Штанюк долгой паузы не выдержал:
— По 58-й я отсидел десять лет от звонка до звонка.
— А до этого пятнадцать лет двумя ходками.
— Надоели мне эти подозрения…
— Тогда расскажите. Я ведь могу запросить копии приговоров…
Он бросил локти на стол и двинулся ко мне лицом, которое стало вытянутым и злым: узкие глазки, тонкие губы, скулы сухими дощечками, острый нос и бородка из лопатки стала колышком. И не сказал, а выкрикнул:
— Я брал сейфы! Мед-ве-жат-ник! Довольны?
Какое-то время меня держала оторопелость. Поэтому спросил неточно и ни к чему:
— Обе кражи… по сейфам?
— И третья — сейф.
— Какой же сейф? — уж совсем сбился я.
— Залез в контору СМГ. Там сейф, замок сувальдный. Вокруг замка сделал дрелью пять дырочек по восемь миллиметров, затем ломиком выломал… Взял коробку с деньгами, да их там оказалось на пару литров водки.
— И вас судили по 58-й?
— Именно.
— Ничего не понимаю…
— И не поймете.
Он заметно торжествовал, что оказался умнее следователя прокуратуры с университетским дипломом. Я не вытерпел:
— Так объясните.
— Дело в том, молодой человек, что в коробке с деньгами лежал партбилет директора Иванова. Я-то и не заметил… А хищение партбилета есть преступление против Советской власти. Я не спорил: лучше сесть за политику, чем стать рецидивистом.
Что мне оставалось делать? Посмеяться? Я не стал никуда ничего сообщать: хватит с него жизненных передряг, четверть века отсидел. Но мне пришлось пожалеть, когда в каком-то ток-шоу я увидел медвежатника на экране, медвежатника Павла Игнатьевича Штанюка: он рассказывал телезрителям, как участвовал в подпольной антисоветской группе, за что и получил десять лет сталинских лагерей.
Поручая расследование, прокурор района любит напутствовать бодрящими словами: «Простое дельце». Я-то знаю, что в каждом уголовном деле может быть завитушный поворот…
Евгения Федоровна, дворник, сидела на скамейке у дома и ждала участкового. Тот должен прийти на- предмет проверки подвала: ходили жуткие слухи — да и телевизор стращал, — что кавказцы взрывают дома. Одного, чернявого да загорелого, она на пожарной лестнице задержала; оказался цыганом.
Участковый не шел. Евгения Федоровна передернула плечами то ли от нетерпения, то ли от зябкости вечера. Но ее внимание привлекла парочка, подходившая к парадному. Дворничиха и сама удивилась собственному вниманию: парочка каких много, как иномарок на улице. Подсознательный анализ все прояснил. Во-первых, в девушке она узнала Олю из двенадцатой квартиры, студентку, скромную не по современной жизни. Во-вторых, главное, Оля шла с парнем в обнимку и положив голову ему на плечо. Вот тебе и скромница. Ничего удивительного: то, что показывает телевизор, собьет с панталыку любого человека. Насмотревшись, парень станет бандитом, а девушка проституткой.