— Оля, подробнее.
— Прижал к стенке… Сдернул трусики… Ну и…
— Один раз?
— Да.
— Оля, до этого случая у вас были половые контакты с мужчинами?
— Нет, — прошептала она.
— Почему же вы не закричали? Все-таки лестница, квартиры…
— Хотела, но он ударил. Вот здесь, на животе…
Она оголилась — свежий кровоподтек алел подковкой, как след от поцелуя хищника. Я взялся за рутинную работу: велел ей написать официальное заявление, переговорил с врачом, изъял одежду потерпевшей, дал задание оперативникам поработать по горячим следам и, главное, направил Олю на экспертизу — ссадины я видел, но меня интересовало заключение гинеколога. Подробный допрос отложил на завтра. Но сегодняшние события не кончились…
В передней дорогу мне преградил кряжистый седеющий мужчина, отец Ольги. Голосом, привыкшим руководить, он басовито удивился:
— Уходите?
— Да, я дежурю по городу.
— Кто же будет вести следствие?
— Скорее всего, поручат мне.
— Вы даже с отцом не поговорили…
— Я, как дежурный, собираю лишь необходимую информацию.
— Похоже, дело, как всегда, замнут.
— Вы кем работаете? — спросил я с закипающим раздражением.
— Хирургом.
— И часто своих больных заминаете, то есть, зарезаете?
Не прав я. Заминают дела, заминают: из-за их обилия, из-за непрофессионализма и просто из-за лени. И главное, забыл я, что передо мной отец изнасилованной. Его седоватые густые брови взметнулись белесыми птицами.
— Дерьмово работаете, следователь.
— Ага, — согласился я, потому что это был отец потерпевшей.
— Даже не докопались, кто насильник.
— Она не знает.
— Нет, знает!
— Почему же не сказала?
— Боится.
Мы с оперативником, капитаном Оладько, сделали синхронный поворот и прошли в комнату потерпевшей. Она сидела все в той же отстраненной от жизни позе. Я спросил почти обиженно:
— Оля, так вы с этим парнем знакомы?
— Нет, но видела его несколько раз.
— Где?
— В сквере. По-моему, он живет в нашем доме, в другом подъезде.
Дом в девять этажей, пятисотквартирный. Высокий парень, волосы светлые, кожаная куртка… Но капитан Оладько только усмехнулся. И пока он озадачивал оперативников и дворников, я позвонил в ГУВД и узнал, что дежурный следователь прокуратуры пока не требовался. Можно было поработать здесь.
Высокий парень, волосы светлые, кожаная куртка… Дворники его вычислили мгновенно: живет с матерью, нигде не работает, выпивает, тридцать лет. Костя Малахеев. Я пошел вместе с оперативниками. Но дворничиха предупредила:
— Они дверь не откроют.
— Милиции? — удивился Оладько.
— Никому.
— А вам?
— И мне не откроют.
— Вам-то почему?
— Я приводила участкового.
Капитан глянул на металлическую дверь с глазком — такую легко не выломаешь. Оперативники посмотрели на меня, на человека с портфелем и в очках. Ему-то откроют. Я неуверенно подошел к глазку, но Оладько жестом меня удержал. Он шагнул к третьей квартире на этой площадке и позвонил. Дверь приоткрылась на ширину цепочки. Капитан извинился и предъявил хозяйке удостоверение:
— Гражданка, у нас к вам просьба: позвоните в эту квартиру и попросите соли.
— Зачем мне соль?
— Ну попросите спичек.
— Мне и спички не нужны.
Капитан объяснил суть дела. Женщина подумала и вспомнила:
— У них мой утюг.
— Прошу, возьмите свой утюжок, — обрадовался Оладько, которому не хотелось попадать в квартиру с шумом и скандалом.
Женщина подошла к двери, позвонила и стала поближе к глазку. В квартире зашаркали. Женщина поторопила:
— Максимовна, я за утюгом.
После амбарного скрипа дверь приоткрылась. Капитан тут же рванул ее на себя так, что Максимовна вылетела на площадку далеко, ко мне, стоящему в сторонке. Не обращая внимания на ее крик, мы все — я, капитан, двое оперативников и двое понятых — вошли в квартиру.
Двухкомнатная. Большая по стандарту: шкаф, телевизор, ковер, стол. Зато вторая комната десятиметровая…
Во второй комнате на диване спал парень в одежде. Волосы светлые, куртка кожаная. От него шел алкогольный угар. В углу на подставе стоял небольшой телевизор с видеомагнитофоном. И вся мебель. Все остальное пространство стен было занято стеллажами с видеокассетами. Оперативник вытащил одну из них и прочел название: «Нежный маньяк».
Я начал составлять протокол об изъятии одежды для экспертизы. Мать, видимо привыкшая к милицейским наездам, принесла другие трусы, брюки и рубашку.