Блондинка, едва ступив на землю, тут же сорвала с пояса рацию и продолжила выкрикивать команды тем, кто сейчас находился внутри возле мониторов внутри вагона, а также кричала в рацию на тех, кто сейчас занимался установкой камер видеонаблюдения по периметру ангаров и баррикадах. Ее голос, хриплый от напряжения, все же резал воздух, как нож.
— Четвертый сектор! Иван, ты меня слышишь? Камеры на юго-восточной части должны видеть не менее ста метров вдоль забора! Проверь угол! И быстрее! Штаб доложи статус!
— «Обзор периметра — 75%».
— Плохо! — рявкнула блондинка перекинув косу через плечо. — Не филонить! Мы должны опередить план!
Следом Николь, стараясь не привлекать внимания Эльвиры, перевела камеру влево, на собравшихся в плотный, мрачный круг ребят из первого рубежа. Разведчики, узнаваемые по легкой, маневренной экипировке мотоциклистов и наплечники с римской цифрой «один», обнявшись за плечи, стояли вокруг тела, накрытого плащ-палаткой. Из-под края ткани виднелась рука в рваном рукаве кожанки. Рядом лежал окровавленный топорик, явно принадлежавший погибшему.
В это время Аз, глава первого рубежа, с суровым, словно высеченным из камня, лицом, толкал тихую, но страстную речь для своих разведчиков, держа в руках шлем павшего брата — окровавленный, с глубокими царапинами. Николь тихо пискнула, когда поняла, что в открытом защитном стекле увидела широко открытые, остекленевшие глаза головы парня, которому не повезло быть укушенным одним из зараженных. Бывший студент, а ныне — павший разведчик равнодушно смотрел на происходящее вокруг своим застывшим взглядом.
— Гамлет, блин, — еле слышно, с недоумением и горечью прошипела Николь в сторону главы первого, быстро вспомнив, что микрофон камеры может уловить ее недовольство этим мрачным театром или прощальным ритуалом разведчиков.
Она резко, почти дернув камеру, перевела объектив в другую сторону, где сейчас мужики из «гаражного кооператива» — инженеры и механики четвертого рубежа — продолжали возиться с рядами гудящих бензогенераторов. Они были расставлены под навесом у стены ангара, соединенные паутиной толстенных кабелей. Мужики в промасленных комбинезонах, с инструментами за поясом, что-то подкручивали, замеряли вольтметром, отлаживая их бесперебойную работу. От генераторов тянулись кабели к временным прожекторам, уже освещавшим ключевые точки, и к открытым дверям ангара, где виднелся тусклый внутренний свет.
Николь посмотрела на свой наруч и как глава четвертого рубежа увидела, что задачи ее механиков выполнены на девяносто три процента. Мужики, имевшее четкую задачу последовательно занимались работой подключая к внутренней сети «объекты по их приоритетности»:
Баррикады — освещение — медпункт — внутренний штаб — кабинет председателя — жилые помещения.
Однако Николь отвлеклась от этой картины мирного труда, так сильно контрастирующей на фоне того, что здесь творилось всего каких-то сорок минут назад, когда в воздухе, поверх грохота генераторов и голосов, раздался нарастающий, низкий гул вертолета. Знакомый, долгожданный звук. Николь инстинктивно вскинула камеру выше, быстро повернув ее в направлении звука. На фоне темного, затянутого дымкой неба четко выделялась черная точка, стремительно увеличивающаяся. На хвосте вертушки мигал настойчивый красный огонек, как маяк в наступающих сумерках.
— Наконец-то!.. — вырвалось у нее, смесь облегчения и восторга, мулатка сорвала с пояса рацию и зажав кнопку произнесла. — Это вы к нам летите⁈
— Так точно! — отозвался голос подполковника.
(Изображение с камеры видеонаблюдения, установленной на углу ангара, позже показало, как глава четвертого рубежа резко вытерла ладонью лицо, смахивая предательские слезы, выключила свою камеру и почти сбежала вниз по стальной лестнице, торопясь навстречу прибывающим.)
Камера снова начала свою съемку, пока вертолет продолжал свой полет над городом:
— А вот тут, — голос Николь снова зазвучал в микрофон, на экране появились широко распахнутые ворота ангара с мрачной темнотой своих необъятных недр, столь глубоких, что луча фонарика на камере не хватало чтобы достать до дальней стены.