— Наш глава третьего рубежа, — голос Рэма прозвучал громче, резче, перекрывая шепот толпы, — наш друг, наш весельчак и гений странных идей, наш «Выживальщик»… Вольдемар. Он пожертвовал собственной жизнью, спасая меня. Спасая меня от прицельного огня ублюдков из «Уробороса». — Рэм тяжело, с хрипотой вздохнул, и Николь показалось, что в повисшей тишине она действительно услышала этот вздох — вздох титана, со стальным скрежетом сгибающегося под грузом вины и ярости. — Он видел прицел вражеского стрелка. Видел, куда тот целится. И он… без колебаний, без малейшей доли сомнения или страха… шагнул вперед. Вольдемар бронированным телом заслонил меня. Подставился под пули, предначертанные мне. — Рэм выпрямился во весь свой исполинский рост, его кулаки сжались так, что броня затрещала. — Он сделал это потому, что только ОН был способен спасти меня в ту секунду. Вольдемар прекрасно знал, что наша с ним броня не способна противостоять автоматной очереди, но тем не менее он без раздумий принял этот смертоносный свинец. Он рассчитал все. Как всегда. До байта. До миллисекунды. И заплатил высшую цену. Заплатил за то, чтобы Я стоял здесь сейчас. Перед ВАМИ. — Парень замолчал, давая всем окружающим время на то, чтобы они осознали невероятный, чудовищный факт: их неунывающий, с огромным тесаком на поясе, гениальный программист, душа компании, глава третьего рубежа, — мертв. И теперь он стоял в своем костюме, ставшим ему склепом, перед ними как памятник собственной жертве и собственному подвигу.
Но Рэм не дал скорби задавить дух граждан. Его голос снова взметнулся вверх, полный неукротимой силы и веры:
— Братья! Сестры! Пока среди нас есть такие люди, как Толик — он резко указал рукой в сторону все еще лежащего под плащ-палаткой тела, — который пал в прямом столкновении с заражениями, обеспечивая нам завоевание плацдарма ценой жизни! Как Радик, который геройски погиб, подарив нам бесценные знания для БЕСТИАРИЯ, которые спасут еще ни одну жизнь! И такие, как Вольдемар! Люди, которые, если понадобится, готовы и способны заслонить любую брешь в стенах нашей Цитадели! Даже если частью стены станет их собственная жизнь!.. — Он сделал паузу, и в этой паузе висела вся мощь его убежденности. — Пока есть такие люди — никому не сокрушить Цитадель! А за ее стенами мы можем расчитывать на следующий день! На следующий восход! На следующий шаг к выживанию и возрождению! Мы должны помнить, что каждый день, каждая заря, каждый шаг — оплачен их кровью! И мы не имеем права обмануть их веру в то, что мы справимся с этой ответственностью!
Он окинул толпу взглядом полководца, видящего не страх, а потенциал ярости и решимости.
— Этот ангар? Эта площадка? Это только начало! — Его рука описала широкую дугу, охватывая ангары, поезд, завод позади. — Это не убежище для того, чтобы переждать. Это — плацдарм, что впитал в себя кровь наших героев! Отсюда мы начнем наступление! На зараженных! На «Уроборос»! На сам хаос рухнувшего мира! Мы возьмем завод! Мы очистим район! Мы построим не просто укрытие — мы построим оплот! Центр нового государства! Место, откуда начнется созидание! Созидание порядка! Созидание жизни! — слова парня били, как молот, высекая искры решимости в глазах слушающих. — Их жертва — не конец! Это — топливо! Топливо для нашей с вами ярости! Нашей воли! Нашего неугасимого движения вперед! Каждый сантиметр этой земли, который мы отвоюем, каждый киловатт затраченной энергии, каждый росток пшеницы, каждый выживший, которому мы протянем руку — станет живым памятником им! Радику! Толику! Вольдемару! И всем, кто пал до них и тем кому это только предстоит! Мы не просто выживаем! МЫ — СТРОИМ! Строим новую Цитадель! Новый мир! И ни одна жертва, принесенная на этом алтаре, не будет напрасной! Клянусь их кровью на асфальте! Клянусь своим именем! Даешь Революцию, Электрификацию и Механизацию!
— За цитадель! — во все горло заорал Аз. — За председателя!
Толпа взорвалась…
' Рэм, Рэм, Рэм…' скандировала она имя их предводителя как новое жизненное кредо, как звуки заводящегося мотора, в котором каждая деталь наконец встала на место и единственное, чего ему не хватало, так это машинного масла, капавшего из костюма на асфальт.
Николь, снимая эту тираду, эту клятву, высеченную в воздухе, сверкнула взглядом из-за камеры на бледную, как мел, девчонку, прятавшуюся за спиной председателя. Глядя на то, как та старательно прятала глаза, как ее тонкие плечи вздрагивали от подавленных рыданий, глава четвертого рубежа не могла отделаться от гнетущей, холодной мысли, пронизывающей весь ее восторг от речи Рэма. ' Первое — судя по услышанному и судя по тому, что донеслось из ее рации, когда она разговаривала с Рэмом… именно она. Именно эта спасенная Рэмом дочь профессора… она причина «героической» гибели выживальщика. Она виновата в том, что Вольдемар сейчас стоит здесь, истекая последней, уже холодной кровью на асфальт нашего нового «дома», а Рэм, ее Рэм, продолжает жить…'.