Мне пришлось напрячь память, чтобы сопоставить эту информацию с моим опытом. В голове стали мелькать кадры из прошлого: лысый мужик в музее, шагавший по зараженным как по живой лестнице; наблюдение с квадрокоптера за бабищей с черными глазами, которая собирала вокруг себя бродяг; битва в часовне, где зомби не нападали на меня, пока у них не появился численный перевес; даже последняя стычка с бешеными в Экспоцентре, когда я с Вольдемаром переломили хребет атакующей волне, заставив их отступить и ожидать подхода подкрепления; и многие, многие другие случаи, когда зараженные бешенством вели себя с осторожностью.
Чем дольше я крутил в голове боевые столкновения из прошлого, тем больше утверждался в том, что слова Софии действительно правда! Осознание этого факта, которое до этого момента было лишь тенью догадки, стало ярким и столь фундаментальным, что я захохотал от чувства разгаданной тайны. Разрозненные пазлы этой головоломки наконец встали в единую картину. Мне вспомнилась ночь перед «детской атакой», когда я играл в «Растения против зомби», момент с картами, когда я практически почувствовал логику Зеленого Бешенства, начав рассуждать о его распространении как об игре, в которой была цель уничтожить с помощью болезни все человечество. Вспомнились и самые первые попытки зараженных пробиться штурмом сквозь колючую проволоку под напряжением, что так и не увенчались успехом и они были оставлены ими как бессмысленные и не эффективные.
София заметила всю ту бурю эмоций, которая отражалась на моем лице. Глядя на перемену моего настроения, она заговорщицки улыбнулась в ответ.
— Это многое объясняет, — с придыханием ответил я. — Но что это дает нам сейчас?
Дочь профессора нахмурила прямые тонкие брови, словно пытаясь убедиться в том, что я сейчас не шучу и задаю свой вопрос серьезно:
— Ты, наверное, меня проверить хочешь?
Я отмахнулся от ее вопроса, уже прекрасно понимая, что сморозил глупость:
— Получается, что если мы окажемся для орды слишком крепким орешком, то она оставит попытки нас сожрать⁈ — Мне приходилось прилагать усилия, чтобы напоминать себе о том, что я не могу встать с кресла и начать нервно расхаживать по штабному вагону взад и вперед. От этой мысли у меня искривилось лицо от фантомной боли.
— Оставит⁈ — София впервые искренне залилась смехом. — Никогда! Бешенство никогда не оставит попытки сожрать нас, даже если каждый раз будет получать жесткий отпор. Это я могу сказать тебе со стопроцентной вероятностью.
Я нахмурился:
— Почему ты так считаешь?
София приподняла одну бровь:
— Я же уже сказала: бешенство использует зараженных как источник новой информации. А если существует нечто или некто, превосходящие его в конкуренции за вижывание, то оно будет стремиться всеми силами заполучить эти знания. — Ее лицо вмиг стало серьезным. — И болезнь будет каждый раз эволюционировать, дабы найти новый способ обойти сопротивление.
Я почесал подбородок:
— Получается, для нашего выживания важна сила нашего сопротивления? Неужели природа его поведения столь жестока
Девушка убрала свою руку, перестав щекотать мое плечо:
— А в обычном мире когда-то было иначе? — Ее риторический вопрос повис в воздухе.
Постучав пальцами по столу, я с задумчивым видом уставился на Немого, завершавшего свою работу с костюмами:
— Как это поможет нам сейчас?
Девушка села в кресло рядом и с серьезным видом посмотрела на меня:
— Это никак не поможет нам, но, — она сделала паузу и скопировала мой жест, подняв палец вверх, — это поможет тебе!
Мой вопрос выскочил из груди со скептическим смешком:
— Поможет мне⁈ — Я серьезно посмотрел в ее глаза.
— Именно. Считай, я предоставила тебе теорию, в которой утверждается, что бешенство оставит попытки массовой атаки, если поймет, что затраты ресурсов для такого способа получения новой информации математически не обоснованы. — Она пожала плечами. — А тебе уже как инженеру предстоит доказать эту теорию на практике, — София подмигнула бирюзовым глазом.
Я осознал, что все это время держал в руках камеру, записавшую наш разговор. Повернув ее к себе, я посмотрел прямо в объектив: