* * *
Я, увы, слишком рано начать линять,хотя если мой возраст перевести на кошачий,то по-кошачьи мне больше года,и для кошки это нормально.Теперь-то я понял, что значитродиться в год кота и кролика.Это для того было сделано,чтобы мне было обидно,что у кота новая шерсть отрастает,а на голове моей нет.
От обиды часто листаюв бездушной и тесной,невидимой глазу сети,разные темы.И в историях сохраняювсе то, что в себе мнекажется максимально ужасными невыносимо гадким.(Ах, Господи, исповедь!)Если вырвать из рук моихраспароленный телефон,то он превращается в лезвие,что распарывает мою ширму,за которой храню секретыв историях своих в виде ссылокпро пересадку волос.(Ах стыдно стыдно!)
Да только я суеверный.И на мои изряднос юных лет поредевшие грядки,на светлой моей (я надеюсь)лысеющей голове,я до ужаса опасаюсьдать высадить инородныелуковицы людей,которых я даже не знаю.(Да еще и за сто пятьдесят тыщ!)
На не Ваших семинарахмне было вежливо веленоизбавиться от терминологиихотя бы в своих текстах.Я очень рад был бы успеху,да только от алопецииизбавиться не получается,и ни один трихологне в силах, увы, помочь.
Я поэтому жизнь своюс ранних лет стараюсь с поэзиейкрепко сплести в узелок,чтобы себя любимогорифмами утешать.Ведь для мужчин алопеция —далеко не худшее,что с испугом рифмуется на«…ция».
Маргарита Шилкина
Родилась в 2003 году в городе Абакане. Студентка Литературного института имени А. М. Горького по направлению «Проза» (мастерская Р. Т. Киреева), участница мастерских АСПИР («Мир литературы. Новое поколение», межрегиональные мастерские в Екатеринбурге и Новосибирске) и форума молодых писателей «Липки», полу финалист премии «Лицей».
Рододендрон в ротонде
* * *
Клубящийся дымОгни блуждаютВоды сожаленияОтражаются на кратерах луныКлубящийся дымКрематория
* * *
Если бы я была городомВо мне бы воздвигли Берлинскую стенуОт раздела рацио с эмоциоТреснуло бы ядроНе спускаться по лестнице, не уходить на дноПод песком песок песок песокОсесть однажды = осесть навсегдаВырастить башню, влить в кости бетонНе в слоновые,В чьи?ПтичьиВ печи раскаляются инструменты,Которые будут без инструкцииОбтачивать стены, и со стен ссыпятсяБледно-розовые, шершавые, как кошачий язык,КрошкиЕсли слизнуть их с асфальта, кстати, тоже шершавогоТы и сам станешьГлиняным изваяниемОбряд инициацииПропуск в мир инойВ мир иноковИ идолопоклонниковС ницшеанской идеологиейВ мир нищеты иТщетностиГде под подкаст «Ты – это важно»(Неважно вообще-то, пока важного нету)Люди из высших кастКовыляя на костылях, переходят в низшиеВ мир нечеткостиИ безотчетностиБожий замыселНеразвязанный узелБога то ли слишком много,То ли вовсе нетОтправился восвояси,Не отмыв подолы от копоти,Не разварив копчености
Раньше в городеНе было городничих, теперь– ПоявилисьРаньше в городеЛетали дирижабли, теперь– ВывелисьЖивое Царство мертвых(Дед инсайд,Инсайд аут и Аутоагрессия)Когда Орфей сюда спустится,Не поддастся искушению и не обернется, не нарушитТраекторию возвращенияМоя теньВсе равноНе выйдет, останетсяТень-в-себеПосадить бы семечко (солнечного зайчика, морской соли, соловья, сороки-вороны, стрекотание которой слушала в детстве, в пять лет, пока засыпала в вагончике, сама не помню, бабушка говорила,Сатира)Чтобы не смрад,Не сумрак,Чтобы смешно
* * *
Мифы рассыпаются, разлагаются,Но их не выстирать, не вышколитьИ до конца не забытьСпуститься до основанияВ Царство мертвых, гдеПохоронены наши прообразы —До похорон томились,Чистились сорок днейДень третий – мутное стеклоДень третий – стало чуть яснееДевятый – снова мутно, снегДевятый – начал таятьДевятый – на пороге «да» и «нет»Три тридцать – стою, хотя не стоюИ трех рублей с копейками,Как водкаЧетыре тридцать на часах, нет сна и правильного тонаСорок – и срок отчитывает ворон, пока кукушка плоть клюетВ неговорящих птицах столько песенСколько полета в сломанных крылах