* * *
Когда сказать нечего, пестуйВ своей однобокой глушиНичем не прикрытое детствоИ рыбу под пиво глуши.Глуши потихоньку и глохни,А если точнее – немей,Пока твоя молодость сохнетПо старости скорой твоей.
* * *
Сегодня я скажу о чем-нибудь простом.Закат и скоро – снег. Мы курим и молчим.И думаем, и думаем, и думаем о том,Что двадцать первый век уже неразличим.
* * *
кати́тся тихонько под горуквадрат твоего колеса.покинув неназванный город,ты следом спускаешься сам.походка глупа и спокойна,и легкий твой путь неказистнастолько, что стыдно и больно,и взгляд опускается внизна камушки, на насекомых,на трав пожелтевшую грусть,где все неизменно знакомо,все выучено наизусть.и сердце бы сколь ни просилокакой-нибудь силы другой,гудящая тяжести силаодна только движет тобой.
* * *
стыдятся памяти глаза,читай их по слогам.я никому не рассказал,зачем ее ногамидти сквозь волжские пески,не отражая взгляд.стыдливо прятала соскии белых бедер яд,сухую ряску на рукеи липкий непокой,и сигареты в рюкзаке,пропахшие рекой.
* * *
Палка была собакеДеревом, лесом, знаком,Памятью, а потомКровью и молоком.Ветер с собой унесМокрый собачий нос.Слушай и забывайЭтот бетонный лай.Собака глядит окрестИ вспоминает лес.
Кирилл Радченко
Родился в 1989 году в Улан-Удэ. Окончил филфак БГУ имени Д. Банзарова. В разное время работал кладовщиком, книготорговцем, учителем русского языка и литературы, пресс-секретарем, корреспондентом.
Публиковался в журналах «Знамя», «Наш современник», «Урал», «Байкал», «Дальний Восток», «АзъАрт».
Живет в Иркутске.
ДЛЯ ЯСНОСТИ И ПОЛНОТЫ КАРТИНЫ
ОКТЯБРЬСКИЙ ТРИПТИХ
I
Оттягиваю коромыслину белуюхрусткого ключичного гипса.
Тычется в нужную венустройная важная птица.
Ради образа светлогов темные времена
дышат на холод окнатишайшие люди.
К стенкам – лица.К потолку – бока.
Белая полоса. Краснаякапля на волосах.
Призрак плывет по больнице —ваткой пройдет слегка.
II
В центре тихой комнаты —грубая столешница:виноград зеленый,синий виноград.
Гроздья обескровленныезатухают, мерноостывают. Камешкисобраны в кистях.
В тихие чертогибезучастно входитбезобразный голем —каменный юнец.
Я его питаю виноградной кровью.– Видишь, сын, я болен.– Что с тобой, отец?
– Все теперь в порядке.Я теперь доволен.Ты теперь наполнен.
III
А выйдя из больницы,я приколю на веткудля беспокойной птицыпайковый липкий хлеб.
* * *
Вообще,поэзия столкнула в красоту.Иначе б не увидел краснотурябины.Не оценил бы наготуфигуры тополиной,качающейся надгаражным кооперативом.
Как в полусне,барахтается масса мировая.Охапкой из окна машинывылеталисердечные слова.Разламывался кобальт.Вытекала синева.Для ясности и полноты картины.
Едва ль хватило.
* * *
Оставь меня, мой уличный фонарь.Закоротись, зажмурься, я не знаю.
В который раз вольфрамовый комарзудящую слюну в меня вливает.
Забудься сном, ночной сторожевик.Все мажет по стеклу твой желтый лучик.
Комарик? Ужик? Лягушонок? – лучшесгинь, пока не стало лучше.
В прохладной комнате под шкуркой световойогнем нутряным изойдусь опять.
Не одержать победу над тобой.За что же нам вдвоем перегорать?
Андрей Гришковец
Родился в 1971 году в подмосковной Коломне. В 90-е работал журналистом в газете «Коммерсант».
Сейчас – врач, в 2015 году окончил Сеченовский университет в Москве. Литературный дебют.
* * *
Мне жальЯ потерял изысканную больВеселый и отчаянный набатВзрывавший наши планыЗатих
Мне жальПропала пустотаНа месте наших встреч воркуют старикиЯ псих
Привык бежать, пытаясь сунуть голову под плечиИ жаркий ветер-бит танцует на моей спинеНе веченТвой капюшон теперь опущен,Взгляд из-под негоПо-прежнему скользитПо грани света и тьмы