В маленьком поэтическом наброске, сочиненном весной 1989 года, я пытался осуществить именно такую задачу: увидеть самое существенное в проживаемом моей державой историческом миге, запечатлеть сиюминутные общественные настроения и ожидания, обнажить трепещущий нерв времени. Через год стихотворение было опубликовано в «Нашем современнике». Сам по себе этот факт, конечно, не является стопроцентным критерием художественной значимости произведения, но все-таки редакторы одного из лучших тогдашних русских литературных журналов, видимо, что-то такое почувствовали в этих безыскусных строчках…
Сегодня, когда еще живы многие из свидетелей того переломного времени, я могу спросить их: так ли всё было, как я написал? тот ли был воздух?
ВОЗВРАЩЕННЫЙ ХРАМ
Кирпичи и доски по углам,
Купола и кровля ждут замены,
Фрески обвалились… Божий храм,
От тебя остались только стены!
Но уже иной струится дух:
Ходит попик в будничной одежде
И поет нестройный хор старух
«Господи, помилуй», как и прежде.
И к сердцам раскрывшимся, как встарь,
Подступает сладкая истома.
И мрачнеет первый секретарь
За окошком местного райкома…
Неужели тени Октября
Не сожгло мучительное пламя?
…Говорят, что дочь секретаря
Чудеса творит с колоколами,
Что летит веселый перезвон
Над монастырем и над райкомом,
Над галдящей бандою ворон,
Над простором, вечным и знакомым.
Первые приметы грядущего массового обращения моих соотечественников к православной жизни я увидел в самом конце 80-х годов, накануне крушения советской империи. Это случилось на ярославской земле, в Борисоглебском монастыре. Узнав о трудах Светланы Лапшиной и ее соратниц по сбору колоколов для монастырской звонницы, увидев своими глазами, как в древней обители возрождается церковный канон, я понял, что в русскую жизнь самым естественным образом вернутся вскоре не только христианская вера – она никуда не исчезала, несмотря ни на что! – но и обрядность.
Семидесятилетнее пленение Русской православной церкви подходило к концу. И я был рад отразить приметы этих радостных для меня перемен в своих стихах. «Возвращенный храм» был опубликован в журнале «Наш современник» в мае 1990 года.
Но радость моя была тревожной: в державе было неспокойно…
ХРОМОЙ БЕС
Облетевший цвет ярославских лет.
Собеседник пьет и глядит хитро:
– Сашку помню. Хромал да хромал в свой «пед»,
И гляди, дохромал до Политбюро…
Собеседник пьян и не шибко мудр.
Или люб ему ярославский бес?
Или сам он тоже из тех лахудр?
Но и я ведь родом из этих мест.
Я ведь тоже не ведал, куда идти
На осклизлых тропках прошедших лет.
Сашку помню… На гребне его пути
Мы спросили, как нам идти на свет.
Помню так, словно было оно вчера,
А не в тот далекий бурлящий год.
– Говорите, власть избирать пора?
Но ведь Гитлера тоже избрал народ…
Что ответил нам ярославский бес?
Он забыл немедля про свой ответ.
…Вековая плесень осклизлых мест,
Облетевший цвет незабытых лет.
Это стихотворение родилось на фоне моих размышлений о судьбе Александра Яковлева, ярославского уроженца, сыгравшего одну из ключевых ролей в развале Советского Союза. В голове моей долго не укладывалось, как мог инвалид Великой Отечественной войны, фронтовик, защищавший империю с оружием в руках, стать в ряды ее могильщиков. Что-то тут не то, – думал я, – простой вербовкой такую метаморфозу не объяснишь…
Но потом я все-таки пришел к выводу, что обожествление наших фронтовиков, присущее в 80-х годах очень многим моим соотечественникам, было, увы, результатом влияния властной пропаганды. Среди фронтовиков встречались очень разные люди, в том числе и ненавидевшие империю, желавшие, чтобы она поскорей развалилась.