Утомлённое сердце слегка всколыхнётся в ответ.
И опять тишина, и опять тусклый свет из окна – из-за тучи тяжёлой,
Как судьбина моя, и она тяжелей с каждым днём.
Ощущаю себя, как раздавленный шинами жёлудь —
Ни на что не пригодный, не смытый с дороги дождём.
Он когда-то в зелёной листве созревал, любовался
Окружающим миром, пусть даже не миром – мирком.
И под ветром качался хмельной и, кружась в ритме вальса,
Всё мечтал о любви, был с которой ещё незнаком.
Он мечтал быть свободным, стать деревом сильным и крепким,
Он мечтал… но понять, что же ждёт впереди, он не мог.
Рвался вдаль улететь, как тогда полагал он, из клетки,
Проводив солнце, снова с тоскою глядел на восток.
Дни по пальцам считал, но, как время прошло, не заметил,
Оторвался от ветки, упал на желанный асфальт…
И, раздавленный, в тусклом осеннем купается свете,
И его никому – желудей нынче много – не жаль.
***
Тёплых дней череда,
Солнце, ливни и грозы.
Ну а я – как чудак,
Как больной под наркозом.
Не стремлюсь этим всем
Пропитаться, как губка,
Прячусь в сумраке стен,
Зная, как это глупо.
Зная, что впереди
Ждут снега и морозы.
И по снегу – следы
Дробной азбукой Морзе.
Буду бредить опять
Провороненным летом.
Надо жить, а не спать,
Подниматься с рассветом!
И навстречу идти
Ветру, солнцу и ливню,
Быть с природой на «ты»,
Быть таким же наивным.
Верить в силу добра,
В силу правды Мазая,
В то, что с детства вобрал
В сердце, сказки читая.
Андрей ДМИТРИЕВ. По тропам приёмных отцов
***
Я маленький —
я не умею плавать,
читать, писать,
кататься на коньках
и на велосипеде,
компьютер для меня ещё загадка,
хотя надежды нет,
что лишь пока.
Я не умею
выбирать друзей,
летать подобно птицам,
верить людям,
так строить из песка,
чтоб на века,
иголку находить в стогу
без помощи магнита
и электронных чудо-агрегатов,
шить из крапивы
модные рубашки,
варить для ресторанов
суп из топора…
Я маленький —
мне не дано ещё
спасать миры
и строить бизнес-планы,
большую зашибать деньгу —
да и копейки не поднять ещё, пожалуй,
с тропинки пыльной,
не дано познать
судьбу вразрез,
стезю – в анфас и в профиль,
природу – даже незатейливых вещей,
как тёртую науку соответствий…
Я маленький —
и Гоголя шинель
так скроена по мне,
что сердцу тесно
и хочется стать серым воробьём
среди сплетений проводов
и чёрных веток.
Я не умею
быть на высоте —
смотреть оттуда правоверными очами,
в которых центр тяжести – прицел.
Я маленький —
я меньше муравья
на пальцах,
что срывают землянику
с зелёных стеблей.
Вырасту ль,
смогу ль
сравняться с кем-нибудь,
поднявшимся до роста
взирающего сверху человека?
Взросление души —
игра теней,
и в каждом случае —
попытка доказать
себе же самому,
что детство —
это робкий опыт
уже освоенного реализма,
но со двора зовут,
и снова ждёшь,
что на десерт получишь
дольку сказки…
***
Падали с неба
и падали в небо.
Ели землю в отсутствии хлеба.
Тянули зубами узлы своих грубых швов,
чтобы не разошлось
и не выдохлась жизнь,
а уж в руках озверевших – снова ножи.
Кровь поднимала знамёна,
пытаясь быть выше этого мора,
этого бесконечно ора,
этого чёрного коридора,
этого треснутого фарфора,
этого смертного приговора,
этого морока…
Наглотались огня —
пошло горлом,
но взнуздали коня
с диким норовом
в высоком бурьяне, над которым – вороны,
во все четыре клятые стороны —
так, что думалось, нет просвета
в месиве этом.
А всё ж – вверх ракета,
и на брюхе под проволокой
за шкирку волоком
самих же себя
за границу вечного сна
по острой кромке серпа.
Выдернули себя из лап —
хоть и был тот захват неслаб.
В тела ткань завернули нехитрый скарб —
и домой, а дома – вишнёвый сад
зацвёл, в это чудо стараясь поверить сам.
***
Все мы жили рядом с ней и не поняли,
что есть она тот самый праведник,
без которого, по пословице,