Над узенькой аркой воздет.
Искусственны пальмы на пляже.
Все дорого – что ни возьми.
Торговки с тюками поклажи
На берег приходят к восьми.
И белые львы, и палатки.
А улица Фрунзе – Арбат.
Здесь редко скупые осадки
Приносит заплывший фрегат.
В кафе зазывают на ужин
Мальчишки – агенты реклам.
И в парке фонтан обессушен,
И скромен по-крымски ислам.
Недавно открыт дельфинарий,
По меркам туриста – не мал…
Здесь где-то поблизости Дарий
От скифских племён убегал.
***
Помню сосны, вершины, откосы,
В жарком мареве солнечный край,
И твои золотистые косы,
И пылящийся Бахчисарай;
На лотке, в византийской манере
Неказистый широкий кувшин,
И летящие в узкие двери
Фары старых татарских машин.
За Баклой*, на горе за посёлком
Водопада стихающий гул,
И под лунным бугристым осколком
Мыс с изящным названьем Лукулл;
Словно эхо, шаги у причала —
Древних римлян почти голоса…
Одинокую яхту качала
Перевёрнутых звёзд полоса.
-–
* древняя гора в Крыму, на которой жили караимы.
Крымские мотивы
I
В этом городе – бриз
и стеклянные крыши раскопок,
древнегреческий след —
и колонны, и белые львы;
здесь, наверно, никто
не был слишком рассержен и робок,
здесь турист и торгаш,
а над ними – гуашь синевы…
Поутру, чуть рассвет —
сладко-пепельный дым сухогруза,
паруса над причалом
и ровные дуги аркад;
здесь порхает к ногам
потерявшая силы медуза
и высок на песке
бутафорский незлобный пират.
Всюду запах вина
и творенья нехитрых ремёсел,
всюду хмель и дурман,
горизонт, поведённый слегка;
здесь невидимый блик
к потолкам на галеры подбросил
постсоветскую грусть
и древесную смоль шашлыка.
Златокрылый архангел —
красивая девушка в гриме,
пересохших фонтанов
разъятые намертво рты;
захмелев, местный житель
твердит о «поруганном» Крыме
и о том, что пора
возвратить бы в Россию «порты».
На стене ресторана
улыбчивы древние греки,
замирают огни
над хребтами изрубленных плит;
здесь в июльскую ночь
тонут в смоге небесные реки
и, бывает, штормит,
и, бывает, полночи штормит…
II
Уезжаю, чтоб вновь
через год, через два, через три ли,
возвратиться сюда,
на прогретый гезлёвский песок,
рассмотрев вдалеке
задымлённые в сумерках мили
и вдыхая с тоской
потонувший в лиманах восток,
где над блеклой травой
чуть заметно горит Бетельгейзе
и сидят рыбаки
на дощечках, спокойно куря;
где ночную луну,
словно высохший кафельный гейзер,
омывает волной
сквозь невзрачные листья заря;
где я видел с тобой
древних греков гончарные печи;
где смеялся ребёнок,
цепляясь за тросик кормы,
и, светясь, паруса
поливали прохладой на плечи,
а от крымской жары
хоть немного хотелось зимы.
Уезжая, всё жду
своего запоздалого рейса:
после шторма, в ручье
кувыркается жук-плавунец,
и блестит под луной
в тупике чуть заметная рельса,
и, вздымая простор,
серебрится небесный корец.
Снова пью из него
стылых звёзд родниковую воду,
вспоминая свой край
и предзимнюю лунную глушь,
но по-прежнему верю,
что свет, низойдя к небосводу,
неспроста полыхает,
течёт, словно синяя тушь…
Евпатория–Орёл,
24–27.09.2012
Керкинитида*
Под сводом бежевых аркад
Я слушал шум ночного моря,
А вдалеке, виденьям вторя,
Едва заметно тлел закат.
Всё уплывало – день за днём:
Мечты, раздумья и обиды…
Огни былой Керкинитиды
Смотрели в чёрный окоём.
-–
* название древнегреческого города, который находился на территории современной Евпатории.
***
Над ночными лиманами – свет,
Свет луны и рыбацких палаток;
Ветер с моря и солон, и сладок —
С долгожданным дымком сигарет.
Тяжела у причала вода,
А в высокой листве тополиной,
Над расплывчатой бежевой тиной,
Как чешуйка, мерцает звезда…
***
К причалу, на мокрые плиты
Туристы приходят с утра…
За столиком «Керкинитиды»*