От галантных признаний
Вянет тон неверный.
Но в растущей близости
Мы бессильны, одинокие…
Иллюзорными прикосновениями бичуем тела.
А душам забросим
Несколько умных фраз.
В аллее поздних снов
Два опавших листа
Время закроет туманами.
ТОЛЬКО ОДНАЖДЫ
Лишь однажды я умру.
Не затеняй меня тяжёлым камнем.
Дай фразой о том, что не забудешь,
Украсить мою могилу.
Дай маленьким цветам смотреть в небо.
Дай продлить это – вместо меня —
Паре лазурных глаз.
Только раз я умру.
Посади мне один шиповник.
Он неприхотливый.
Впрочем, и это не имеет значения.
Почему любая красота когда-то уходит?
Лишь тот шиповник останется
Проводником во все времена.
Дай мне
Спать спокойно в могиле.
Художественное слово: проза
Леонид ДОНСКОВ. Обломок жизни. Обида. Ружье
Рассказы
Обломок жизни
Маленькая темная косточка – семя «лоха серебристого» (дерезы) – зашевелилась, чувствуя сквозь мокрый песок забытое тепло. Мартовское солнце согнало снег, растопило лед, апрельское – заставило ожить корешки травы, она зазеленела, дружно поднимая нежные, ярко-зеленые на сером фоне старняка, несмелые стебельки. Еще с марта распустил свои чешуйки и округлил между ними соцветья, одетые в желтовато-белый пух, вестник весны – краснотал. Прилетели грачи; встревоженно крича, торопили весну, спозаранку поднимая над хуторами оглушительный грай, будили казаков – пора сеять. Днем на солнцепеке струилось марево, земля вспухала, готовая рожать новые жизни из осенних, прошлогодних семян.
Косточка распухла, чуть приоткрылась, и осторожно, нерешительно, как из материнского чрева, в неведомое шагнул корешок, за ним другой – и застыли, пораженные новым миром влаги и тепла… потом расправились. Косточка, питаемая маленькими корешками, быстро набухла и выпустила гонца – бледный росток, тянущийся к новой жизни, к свету. Он старательно пробирался, продирался к теплу, раздвигал тяжелые песчинки, карабкался, пробивая путь на волю, тыкался в щелочки, пихался. Его бока холодили кварцевые глыбы песчинок; отбирая живительное тепло, талая вода поднималась из глубины; но приходило утро, и песок наверху светлел, становилось теплее, вода отступала, просачиваясь куда-то вниз. Росток, натужась, шевелил, сдвигал песчинки, расталкивая их нежными боками, песчинки поддавались. И вот он, мир! Вот она – новая жизнь!
Росток замер, неосторожно подставляя под жаркие лучи свое бледное, никогда не видевшее света тело, постепенно из матово-белого превращаясь в светло зеленый побег с двумя начавшими раскрываться, маленькими плотными листочками. Насыщаясь солнцем, теплом и водой, они разлеплялись, расправлялись; наружная их часть, обращенная к свету, уже позеленела, а та, что только открывалась, была бледна и нежна.
День догорал, влажная ночь опустилась на землю. А на земле появилось новое дерево, такое маленькое, что не заметишь, перешагнешь – не поймешь, что под тобою пробилось в мир из маленького семени крохотное чудо…
Прошли года. Дереза повзрослела, и каждый год к середине мая покрывается мелкими, собранными в гроздья, душистыми цветами. Дивный, ни с чем не сравнимый аромат – странный, какой-то южный, нежный и тонкий, окутывает округу невидимым облаком. Острые, длинные и прочные колючки прячутся в густых ветвях за маленькими продолговатыми серебристыми листочками. Узловатый ствол и выступающие из земли корни покрыты грубой, корявой корой. Всё дерево иссечено ветром и песком. Ветер, налетая со всех сторон, раскачивает, крутит ствол и ветви – но только гнется и, потрескивая, скрипит дереза. Оттого-то все ветви у нее повитые, ствол закручен, перекошен, и стоит она, опираясь на прочные упругие корни. Выступающие из земли корни похожи на напряженные, мосластые руки с набухшими жилами да венами. Когда начинается пыльная буря, они вспухают, наливаясь земной силой, шевелятся, борясь с ветром: то чуть отпустят – расслабятся, то напрягутся – не сдвинешь. Ветер силен, ломает ветви, рвет листву. Но уступает, дует всё слабже да тише – сдается. Дерево стоит гордое, свободное, не сломленное, а вокруг лежат обломанные ветви, листва, плоды…
В тот далекий год дожди, чуть помочив весной землю, больше не шли. Лето и осень были сухи да ветрены. Трава выгорела на солнце задолго до морозов и засохла на корню. Ветер буйствовал, дул с разрушающим злобным постоянством: горячий, душный, поднимал пыль и песок. Небо, покрытое серыми, грязными клубами, сулило беду – недород, голод… Ветер выдувал из-под корней травы песок, задирал кверху ее еще недавно живой, зеленый ковер, свирепо, с воем рвал в клочья – и уносил.