После некоторого размышления я выбрал немца. Конечно, за это был тут же отшлепан женой. Она считала, что надо дождаться, когда свой вердикт вынесет светило.
Операция была сделана в госпитале под общим наркозом. После десяти дней приема антибиотиков мой вес сократился на четыре кило. И это понятно: все дни я провел на толчке, пытаясь при этом поверить, что такова нормальная реакция организма на лекарство. После недельного отдыха началось вторичное воспаление и меня опять посадили на антибиотики. У них было другое название, но эффект был тот же.
Я вспоминал Корчагина и Мересьева и крепился. Наступил решающий момент: мне сделали ортопантограмму. И панорамный рентген выявил, что зуб так и не удалили!
Правда, это выяснил я сам, а не панорамный рентген. И несколько позже. Рассматривая снимок в кабинете врача, я еще сомневался.
– Мне кажется, зуб так там и сидит… – лепетал я.
– Так и должно казаться, – успокаивал меня врач. – А на самом деле это не зуб, а полость, которую я вам заполнил синтетическим материалом.
Я понял, что надо брать быка за рога. Потребовал диск со сканом на руки, пришел домой и всё внимательно изучил (я, кстати, хорошо разбираюсь в рентгене сварных швов). Посмотрев 3D-снимки не торопясь, убедился, что зуб все-таки и ныне там.
Жена остановила меня в последний момент. Остановила вопросом: «Куда это ты собрался с молотком?»
Как все-таки хорошо иметь любящую жену! Она взяла ситуацию в свои руки – и светило согласилось принять меня вне графика, в личное время. Изучив снимки, светило сжалилось и прооперировало меня само. И теперь мой зуб лежит у меня дома, на полке, в отдельной баночке.
Конечно, пришлось помучиться, ведь в этот раз челюсть мне разворотили значительно сильнее. После двух общих наркозов и нескольких недель на сильных обезболивающих состояние мое оставляло желать лучшего. Но постепенно все-таки молодость взяла свое, как сказала мне девяностолетняя соседка.
Когда выяснилось, что за вторую операцию должен будет заплатить первый врач, причем вчетверо больше, чем операция стоила бы у него, мне совсем полегчало.
Другой мужчина
Он всегда рядом, этот везунчик. Он подтянут, мускулист, у него мужественный вид, на который всегда все западают. Он классно говорит, а одевается так, что окружающие невольно задерживают на нем взгляды. Хотя и неброско. Его рабочий кабинет в безупречном порядке, хоть сейчас на обложку журнала «Money». Он никогда не ищет нужные документы, поскольку отлично знает, где они лежат. Его галстук всегда соответствует костюму.
Он высокого роста и классно танцует в «стиле Джеймса Бонда». На корпоративах все смотрят на него. Если попросят, он даже может спеть поставленным чистым голосом.
Он никогда не опаздывает и заканчивает все проекты в срок, не выходя при этом за рамки бюджета. Он не раздражается, даже разговаривая с дураками, находит способ и имеет терпение всё доходчиво объяснить. А от безнадежных сотрудников избавляется легко, причем так, что они даже не обижаются. Ему всегда приходят в голову отличные идеи; когда он берет слово, все замолкают и слушают с интересом. У него такой спокойный голос и располагающая манера, что даже накаленная обстановка разряжается, когда он начинает говорить.
Он знает четыре языка, причем те, на которых говорят самые важные клиенты. Его речевые обороты красочны и образны на всех языках.
Каким-то образом он умудряется уделять много времени своим детям, и они искренне хотят «быть как папа», а жена от него без ума. Она заботится о нем и помогает в карьере.
Он всегда где-то рядом: на работе, на встречах с клиентами, в телевизоре, он отражается в женских взглядах. Другой мужчина. Он дышит мне в затылок или, наоборот, идет впереди. И мне приходится всё время стараться не подкачать. Обнадеживает только одно: для кого-то я тоже – другой мужчина.
Литературный процесс
Собств. инф. Просека Василия Казанцева
2 февраля 2021 года окончил свои земные дни выдающийся русский поэт Василий Иванович Казанцев. Значение его творчества для отечественной литературы осознано по сей день далеко не всеми его современниками. Между тем этот поэт прорубил в густой тайге нашей словесности столь широкую «просеку», что ее невозможно будет не увидеть даже через несколько столетий. Казанцев стоит в одном ряду с Тютчевым и Фетом; явленный им уровень владения поэтическим словом – и, шире, уровень осмысления и творческого отражения им того, что происходило и происходит с каждым из нас на скользящей сиюминутной грани нашего бытия, – потрясает.