Правда, мне и самому некоторое время пришлось зарабатывать на жизнь газетной поденщиной. Но, к счастью, я довольно рано ушел из репортеров в редакторы, а потом освоил еще и издательское дело – и в итоге сам уже практически не писал «статей к сроку». Провинциальные щелкоперы еще долго продолжали числить меня «своим», но на самом-то деле я уже был для них чужаком…
ЗАЙЧИК
Вянет лист, шуршит журнальчик,
Дело к холодам.
Бодро скачет мальчик-зайчик
По чужим следам.
Делит всех на худших-лучших
В свежих новостях…
Что ты знаешь, попрыгунчик,
О людских страстях?
Эти страсти есть ли, нет ли, –
С писком не спеши.
Ты сперва распутай петли
Собственной души.
Побелей до мыслей лютых
О своем житье,
А потом суди о людях
И другом зверье.
Раскрой газету, включи телевизор, войди в свой аккаунт в социальных сетях – и тут же перед тобой нарисуется бодрая заячья мордочка. То это обозреватель, то критик, то режиссер… но всегда и везде он делает одно и то же – учит тебя уму-разуму. На современном российском городском арго – «лечит».
Сыплет фамилиями своих дружбанов, рассказывает о том, как славно он оттягивался намедни в главном заячьем городе Париже. Возводит глазки горе, упоминая о кумире всех косых – Бродском. А потом начинает направо и налево раздавать оценки: у этого – медвежьи ухватки, та слишком рыжа и хитра, тот сер и свиреп…
Напрасно ты ждешь от него хоть какой-то правды о полевых и лесных делах. Не для этого он перед тобой нарисовался. Ему и его сородичам нужно совсем другое: чтобы у тебя не сформировалось свое собственное мнение о том, что происходит вокруг. Чтобы ты, не дай Бог, не начал принимать в расчет обычное человеческое разумение.
А если у тебя уже есть свое мнение, есть круг людей, оценкам которых ты доверяешь, – тогда ты для него сразу становишься больным на всю голову. Тебя уже не вылечить. И ты в его заячьем умишке и на его заячьем языке переходишь в разряд «ватников».
Что ж, может быть, это не так уж и обидно, как может показаться на первый взгляд. Русский ватник – вещь хорошая. Скольких людей спасла она от лютых морозов!
Кстати сказать, если с этой точки зрения присмотреться к попрыгунчику, то и от него, пожалуй, может быть какая-никакая польза. Из него и его ушастых дружбанов получится неплохой заячий тулупчик. Только сначала надо будет ободрать их как следует, а потом мочить, пока не размягчатся носы и лапы…
ПО ДОРОГЕ НА РАБОТУ
Покуда розовеют на глазах
Макушки тополей и стрелы кранов,
Катай слова в прокуренных усах,
Скорби о ненаписанных романах,
О непрочтенных книгах… Вспоминай
Былых друзей и спившихся кумиров,
Смотри на хороводы птичьих стай,
На головы молчащих пассажиров,
И наблюдай, как теплая заря
Засвечивает край твоей печали…
– Конечная! —
По правде говоря,
Ты всё сказал, пока они молчали.
Твои кумиры спились или скурвились, друзей разнесло по свету, задуманные тобой романы не написаны, а добрая половина книг в твоей домашней библиотеке так и осталась непрочитанной. И все-таки горевать тебе не о чем, ты осуществился на планете Земля – потому, что ты поэт. Прямо вот тут, на драном сиденье утреннего автобуса, ты создал строчки, запечатлевшие это мгновение земной жизни, уловившие и остановившие его. Теперь оно всегда будет жить в русской, – а значит, и в мировой, – поэзии.
И ведь как просто это вышло!.. ты не готовился к этому предварительно, не прочитал гору литературы о нежной утренней заре и ежедневных поездках сочинителей за куском насущного хлеба, не выдумывал заранее никаких метафор, не рисовал раскадровок, не намечал ни задач своего проекта, ни его вех… ты просто втиснулся в людской водоворот на своей остановке, углядел свободное место, сел – и, закрыв глаза, погрузился в вечные свои раздумья обо всем на свете. А через несколько минут глянул в окно и поразился тому, что всё вокруг еще тускло-серое, в том числе и небеса, но макушки далеких тополей уже нежно-розовые. Да и стрелы башенных кранов – тоже…Господи, значит, такое бывает каждый день? Но как же ты не замечал этого раньше? И мгновенно откуда-то пришла к тебе первая строчка – длинная, отлитая чуть ли не в гекзаметре: