Пришла, ругая переулки,
И села с влажной головой.
Блестел узором хрусталя
Стаканчик с клюквенной настойкой,
Ты расцвела улыбкой горькой;
Был тёплым вечер февраля.
Мы говорили о весне,
О том, что скоро хлынут льдины.
И пепла яркие седины
Увидел я в глубоком сне…
III
И тепло, и светло, и грешно…
Снова рву со стихами бумагу,
Слыша в трубах морозную тягу,
И смотрю у окна на кашпо,
Где поник одинокий цветок
И земля у корней пересохла,
Как волос твоих зимняя охра;
Но вздымается свет моих строк
О тебе, для тебя, об одной,
Той, которую знал я невинной —
В длинном платье и шляпке старинной.
Что теперь происходит со мной?
Обращаясь к таинственной мгле,
Вспоминаю раздор между нами…
Твой атласный рукав с узелками
Меня держит в незримой петле.
IV
Потемнел золотистый графин
С ярко-алой вишнёвой настойкой,
Ты у зеркала хмурилась с плойкой,
Мне казалось: я был не один
У тебя – и в лесу сквозь пургу
Пробирается медленно пеший
С хриплым кашлем, ругаясь, как леший;
Это видел я сердцем, не лгу:
Чёрный призрак исчез вдалеке,
Оставляя следы в перелеске;
Твоих губ молчаливые фрески
Трогал я, словно льдинки в реке,
Когда сонно и длинно январь
Окропил окна светом лампады…
Оставляя в душе водопады,
Расплескался по небу янтарь.
V
Сквозь стёкла в зимний коридор
Катилось солнце, догорая,
И заливало вдоль сарая
Багряным светом старый двор,
Где я с тобой стоял в тиши
Среди искрящихся сугробов
И неба пасмурных разводов
Не принимал оклад души,
Когда вздыхал февральский сад
И сосны в зареве темнели,
Но чуть заметные капели
Влекли меня в твой дом, назад…
А ночью проседь угольков
Нам из печи опять светила,
Её загадочная сила
Боялась долгих сквозняков.
VI
Прости меня теперь за то,
Что я, конечно, не во власти
Соединить небес две части:
Когда ты скинула пальто
И, мглу духами окропив,
Ко мне уверенно шагнула,
Я встал с расшатанного стула,
Услышав старенький мотив
О двух пылающих сердцах;
Но наши чувства были в прошлом,
В дыму чужом и придорожном,
В летящих в поле бубенцах,
За полуночной пеленой,
Где душу спутала усталость.
А ты по-прежнему пыталась
Быть непокорной предо мной…
***
В этом городе мгла за околицей,
Глубоки полевые снега.
Одинокой серебряной горлицей
Подо льдом задремала река.
Острый месяц в стекле расколотом
Загрустил о былых делах.
Облака наливаются холодом,
Проплывая в чужих мирах.
Над осокой по склонам стелется
Горьковатый седой дымок.
Закружив надо мной, метелица
С ветерком унеслась на восток.
Небо вспыхнуло ярко, молодо…
В пелене пробежавших лет
На окраине старого города
Светлой памятью я согрет.
***
Мы встречались с тобой на закате…
А. Блок
Звезда над рекой моросила,
снега отступали легко,
сквозь стены незримая сила
носила живое тепло,
а веник, отставленный в сени,
ютился под шляпкой гвоздя;
сходили к холмам полутени,
по узким тропинкам скользя;
под сводом чердачного лаза,
над просинью хлынувших вод
меня ты ждала хитроглазо
у чёрных старинных ворот,
где лёд прожигали крапивы
у окон, склонившихся ниц,
и плакали трепетно ивы
под гомон окрестных синиц;
и что-то в душе клокотало,
и что-то взрывалось внутри —
горели сиренево-ало
остатки вечерней зари,
над лесом, над полем, над домом
с чуланным рассольным душком,
над тьмою, клубящейся комом
под вспыхнувшим звёздным ушком;
хотелось мечтать и, мечтая,
предчувствуя близость, любить,
когда говорливая стая
тянула свой клин, словно нить,
и, штопая давние раны
земли, пробуждалась весна;
парили тугие туманы —
от взмаха ночного хвоста
кометы, застывшей над миром
и сблизившей нас на века
ожившим нездешним эфиром,
как будто вспорхнувшим с цветка,
где каждая ночь окропилась
золой, как речная вода.
И виделось: ты мне приснилась —
легка, молода, золота…
***
Ты вся – сомнение и тайна…
Свои серёжки теребишь.
Ты откровенна и печальна,
Когда летят дождинки с крыш.
Сомкнёшь жемчужные ресницы —
В окно струится блеск реки…
Как две осенние зарницы,