«Парус» стал новой страницей в моей жизни как автора. Возможность рассказать миру свою историю… Такого раньше не было. Поздравляю «Парус» с 10-летием! Процветания!
Юлия Кравченко, МГИК, 4 курс, Кинодраматургия, автор «Паруса».
Художественное слово: поэзия
Константин СМОРОДИН. Мир не кончается за последней дверью
***
Рука скользит по краешку стола.
Зачем? Невольно расправляя скатерть,
которая когда-то здесь была…
в которой «смысл сокрыт» – так подсказала память.
А дальше вспомнится, наверное, увы,
та женщина, которая сидела
напротив.
Тень деревьев.
Блеск травы.
И озеро, которое глядело
глазами полными небесной синевы…
Лишь стол стоит.
Такие, брат, дела.
Рука скользит по краешку стола.
И время движется.
И женщина другая
готовит скатерть новую на стол,
её глаза испуганно моргают,
когда сквозь шорох долетает стон.
Стол дремлет, сам себя оберегая.
Он видит сны.
Он помнит крепкий ствол
сосны…
И скатерть
облаком плывёт над ним льняная…
***
Мне кажется, что бабочки не умирают,
они летают между разными мирами,
и если кто-то хочет весточку послать оттуда,
то прилетает это маленькое чудо,
ведь не случайно над могилами родных
витают бабочки как весточки от них.
Да и цветы, что так свежи и ярки,
миров незримых зримые подарки…
ДЕРЕВЕНСКИЕ СТИХИ
Деревня тем и хороша,
что мир живой с тобою рядом, —
и окрыляется душа
в саду, насыщенная садом.
Вы заходите к нам, ежи,
и кошки, тоже забегайте,
мы рады всем вам от души,
нисколечко не сомневайтесь.
Деревья, обращаюсь к вам,
пожалуйста, не засыхайте,
а разрастайтесь тут и там,
мы рады вам, вы так и знайте.
И ласточки, и воробьи,
малиновки, другие птицы,
к нам прилетайте, как свои,
во двор, простой воды напиться.
Вам хлеба вдоволь накрошу
и семечек не пожалею,
вы прилетайте к нам, прошу,
из чащ лесных ли, из полей ли.
Лишь только птица запоёт —
невольно сердце отзовётся.
Мир городской скорее мёртв,
в бетонных утонув колодцах.
***
То было золото, а это – серебро,
то было молодо, свежо, упруго, ярко,
а это – хрупко, ненадежно, как стекло,
которое вонзается в ребро,
когда с обочины слетает иномарка
и кувыркается, и катится в кювет.
То было – золото, а это – нет?
А может, это – платина?
Ты посмотри внимательно.
Подходит докторша в серебряном халатике,
и синяя табличка слева на груди.
– Не уходи!..
Стеклянный звон растаял вдалеке.
И новая пометка в дневнике:
«Сначала – золото,
потом (возможно) – платина.
За всё заплачено.
За всё – заплачено».
И новая пометка в дневнике:
«Как хорошо, что есть, Кто заплатил
своею Кровью
за ветерок, бегущий по вершинам
деревьев золотых…»
***
Мир не кончается за последней дверью,
а выходит наружу,
и поэтому – веришь или не веришь —
а ответ обнаружишь.
Всё равно любовь проникает
и туда, где царит отчаянье.
Спрашивает раскаявшийся Каин:
– Авеля не встречали?..
А потом, очнувшись или забывшись,
всё твердит неведомо кому:
– Отпусти, мы всё ещё мальчишки…
Я не сторож брату своему!..
А любовь?
На муке и крови,
сможет ли она и там, за гробом,
одолеть, вобрать, преобразить
злобы тёмную утробу?
И Иуда каялся, однако
удавился…
За какой чертой
вечность вырывается из мрака
на кресте распятой высотой?
***
о. Венедикту
Всё куда-то ушло незаметно.
Затерялось. Запутало след.
Лес да снег. Да синица на ветке.
Да сквозь тучу свинцовую – свет.
Да ещё разве самая малость:
снегоход проторил колею,
и она, словно близкая старость,
направляет дорогу мою.
***
Какая хорошая пауза —
с чашкой чая в кресле.
Зимний свет падает
через кисейные занавески
и ровно распределяется
по замеревшей комнате.
– Здравствуйте, ваше сиятельство!
Вы меня помните?