– Братишка, а есть сигарета?
Оборачиваюсь – передо мной высокий парень в камуфляже.
– Самокрутки у меня. Пойдёт?
– Вообще отлично, – он улыбается. – Всё скурил. Сейчас пойду искать, где тут у них купить можно.
Пока роюсь в карманах, ищу портсигар, парень жадно и радостно глядит вокруг, и на лице его чистая улыбка – наверное, улыбается мирной жизни. Нахожу наконец портсигар, протягиваю самокрутку, и вдруг вспоминаю – а ведь уже двадцать третье!
– С праздником! – говорю ему.
Он сладко, во все меха затягивается, выпускает дым:
– Спасибо, братец! И тебя с праздником!
– Спасибо…
Я опускаю глаза. Кажется, что именно сейчас, сегодня – не мой праздник. Это ЕГО, ВОТ ЭТИХ МУЖИКОВ праздник. А мой остался где-то позади, в далёком прошлом. И вспоминаю, как сам, почти уж четверть века назад (как же давно это было!) с необыкновенной лёгкостью, казалось, почти невесомостью, ступал по асфальту сочинского перрона после липкой окопной грязи под Боташ-Юртом, радостно глядел на пальмы, стрелял у прохожих сигареты и был счастлив снова видеть вокзальную суету и в ней каждого встречного, жившего другой, мирной жизнью.
Докуриваю и возвращаюсь в вагон. В купе горит свет. Аккуратно раскладывает вещи парень в «мультикаме». Он военный. Наверное, кадровый. И, скорее всего, офицер. Это видно во всём – в армейской выправке, в основательных, выверенных, отточенных движениях, в которых нет ничего лишнего. Размещая свой рюкзак, он тихо, устало, но как-то очень уютно покряхтывает.
– Доброе утро!
– Доброе утро! – отвечает он и протягивает руку. – Значит, соседями будем.
– С праздником! – поздравляю его.
– А, точно! Спасибо, взаимно!
Знакомимся. Его зовут Константин. Он высокий, статный. Тёмно-русые волосы коротко стрижены, серо-голубые глаза в окоёме красных, воспаленных век глядят утомлённо. Во взгляде, несмотря на усталость, читается постоянная готовность к действию, цепкий, хладнокровный ум много повидавшего человека, а в озорном, лёгком прищуре видится часто присущее профессиональным военным отменное чувство юмора. На виске Константина бьётся жилка. Губы его поджаты, массивный подбородок придаёт его красивому лицу не воинственности, а выразительной мужественности.
– Оттуда? – спрашиваю я его.
– Так точно.
– Как… там..?
– Да как, – устало отвечает Константин, – работаем…
Сколько всего кроется за одним этим словом – одному Богу известно. Наверное, никакому человеку не под силу вместить в себя необъятность всего того, что стоит за одним этим словом по всей линии фронта. Сколько ежедневного, ежечасного, ежеминутного, запредельно тяжёлого труда до кровавых мозолей? Сколько опустошающей одури бессонных ночей, изматывающего ожидания броска вперёд или сидения под обстрелом и жужжанием над головой вражеских «птиц», забытья ближнего боя, в котором мир сужается до ближайшего изгиба траншеи, а время неровно отсчитывается сухим автоматным треском и хрясканьем раскрываемого кровоостанавливающего жгута. Сколько за этим словом неимоверных усилий, от которых, кажется, вот-вот лопнут жилы и разорвётся сердце, остро клокочущее у самого горла? Сколько смиренных молитв и самых яростных проклятий? Какая великая и загадочная сила таится в самоотречении, когда приходит понимание, что поставленная задача – это, скорее всего, билет в один конец? Сколько кроется мучений, страданий и крови за одним этим обычным словом?..
За ранним завтраком, как часто случается в поездах, пьём коньяк и разговариваем о всяком. Разговор с самого начала получается без неуклюжих заминок, неловких слов о погоде, как бывает средь незнакомых людей, оттого и выходит искренним и душевным. Лишь о войне Константин рассказывает обще и неохотно. Говорит, что всей бы нашей пехотушке, каждому бойцу, кто сейчас воюет в окопах под Работино, будь его воля, дал бы по «Мужику» (Ордену Мужества). Слово «пехотушка» звучит у Константина напевно, любовно – и в этом чувствуется его отношение к солдату. Название села – Работино – Константин произносит с непривычным ударением на последний слог. А у меня сразу появляется ассоциация с другим селом – Бородино. Спросить, насколько верна моя ассоциация, я отчего-то не решаюсь…
Константин совершенно не пьянеет, только жилка на виске бьётся заметнее. Он не спал всю ночь – добирался до Ростова с фронта. Константину дали отпуск на трое суток, плюс дорога – он едет крестить свою маленькую дочечку. «Дочечка» – именно так и называет её Константин. И глаза, и лицо его сияют – видно, как бесконечно Константин любит свою дочь.