– Про Болконского я всё прочитал. Про капитана Тушина, про Пьера Безухова…
– Дим, а про Наташу Ростову, про её любовь?.. – спросила Евгения, почему-то волнуясь.
– Читал, но пропускал…
– Чтобы быстрей до Болконского добраться?.. – сказала Платонская.
– Ну да.
– А про Элен прочитал?.. – лукаво улыбнулась Платонская
– Про Элен там было подчёркнуто…
Уразай глядел на Платонскую почти так же насмешливо, как она. И Евгения подумала, что Уразай и Платонская чем-то даже похожи друг на друга.
– Дим, а про Наташу Ростову ты почему пропускал, тебе её состояние совсем не интересно?.. – спросила Евгения.
Уразай пожал плечами.
– Девчонкам, может, это и интересно, а пацанам…
– Пацанам про Элен; да, Дим?..
Уразай выдержал насмешливый взгляд Платонской, и они довольно долго смотрели в глаза друг другу.
– Дим, а Платон Каратаев тебе понравился? – спросила Евгения.
– Нет. Я ничего не понял ни в его жизни, ни в его смерти. Какой-то как тряпка…
– Идея Льва Николаевича – непротивление злу насилием. В романе, да и в жизни, идея явно притянута за уши. А потому аморфна. Она как бы не опирается в человеке ни на что, ни внутри, ни снаружи, как бы без стержня…Таков и Платон Каратаев. Если кто сдернет с него в насмешку штаны, то, кажется, он и не наденет: зачем сопротивляться?.. – добавила за Уразаем Платонская.
– А Пьер Безухов за что тебе нравился?..
– Он умный, всё видит, всё понимает, и ещё этот голос: «Сопрягай?..» Что это за голос? Откуда?..
– Я что-то не помню… Ты помнишь, Галь?.. – Евгения повернулась к Платонской.
– Есть там такие моменты, какие приходят во сне разным прорицателям и пророкам и даже учёным в виде озарения. Может, и у Толстого что-то похожее было.
– А может, и не во сне, а правда?.. – сказал мальчишка, лицо его было задумчиво и серьезно. – Написал же Толстой про Болконского: не умер, а «ушёл». Куда ушёл?..
– Что, там, правда, так написано, Галь?..
– Что-то не помню, – Платонская неопределенно пожала плечами…
– Дим, правда, написано «ушёл»?
– Правда, – сказал Уразай, поднимаясь. – Я тоже пойду: меня пацаны ждут.
Евгения пошла провожать его.
– Жаль, что уходишь… разговор интересный…
– Наговоримся ещё, – застегивая пальто, сказал мальчишка как-то не по-детски сурово. Нахлобучил шапку, невольно покосился на выпуклые груди близко стоявшей к нему воспитательницы и вышел.
– Дим, я тоже скоро приду!.. – закрывая за ним дверь, зачем-то крикнула Евгения ему вдогонку и вернулась к столу.
Платонская сидела задумчивая и печальная.
– Что ты скажешь, Галя!.. Про какую-то развязную Элен читает. А про Наташу Ростову не читает, – говорила Евгения Терехова, как бы сердясь на Уразая. Но в душе она не сердилась. Наоборот, мальчишка, по фамилии Уразай, становился ей все ближе.
– Он же не Наташа Ростова, – ответила Платонская, выходя из задумчивости. – И, когда выходил, посмотрел на твою грудь – невольно…
Евгения покраснела.
– Не краснейте, Евгения Ивановна, не краснейте. Вы же не виноваты, что созрели своими яблоками, и он не виноват, что зреет. Виновата природа: уже весной пахнет… А Димка твой – хороший пацан. И будь он постарше – отбила бы я его у тебя.
– Зачем отбивать, можешь и так оказывать ему любые свои знаки внимания. Кстати, вы чем-то очень похожи друг на друга – оба дерзкие, насмешливые и одинокие, как мне кажется.
– Это точно, Жень, особенно одинокие… Только, будь он постарше, я бы отбила его у тебя не для пустых знаков внимания, а для полного комплекса мужских и женских наслаждений…
– А как же твой Анохин?.. – почему-то задетая этими словами Платонской, слегка съязвила Евгения.
– Анохин… Знает только свои дурацкие мускулы штангой качать. А когда стоит рядом, то выпячивает свою грудь, как важный индюк. Посмотрела бы ты на него… – и Платонская весело захохотала.
– Хочешь, обменяемся – я тебе Анохина, а ты мне своего «лыцаря».
Евгения отрицательно покачала головой, примирительно и нежно обнимая подругу.
– Пусть все как есть: тебе – твой, а мне – мой «лыцарь». Скажи, а за что ты Димке должна, помнишь, ты вначале сказала?..
– Любопытны, Евгения Ивановна, это наша с ним тайна…
– Ну скажи, – воспитательница надула свои пухлые губки.
– Да ничего интимного, просто не стала при нём, чтобы не смущать… Помнишь, я тебе говорила, что ездила за ним в КПЗ на одну станцию. Он тогда в бегах был. Вот меня за ним и послали. Приехали мы с ним от станции на грузотакси до нашего райцентра. А в нашу глухомань никакие такси уже не ходят. И пошли мы с ним на выходе из райцентра в нашу сторону попутку ловить. Стоим, ждем. В лесочке на краю райцентра больница. Он мне и говорит: когда-то, ещё совсем маленький, лежал я в этой больнице. Я в этом селе родился. Но родни у меня здесь никакой нет: мать моя эвакуированная была, отец тоже был из центральной России. Сюда их война забросила. Можно, я схожу на больницу посмотрю?.. Где когда-то лежал и мама моя в ней лежала…