«Иди, – говорю, – посмотри». Он ушел. А у меня, с одной стороны, сомнения, опасения, что не вернется. А с другой – слезы на глаза наворачиваются: что же, думаю, у него там, в его сиротской душе, делается, когда он на какую-то больницу, в которой две недели пролежал (в четырехлетнем возрасте) идет посмотреть как на дом родной. Нет, нам, маменькиным сыночкам да дочкам, этого не понять… Ушел он. Жду, немного волнуюсь. Вдруг не придет, и придется мне одной возвращаться и ответ держать… Что скажешь: отпустила больницу посмотреть… А с другой стороны, пожелай он от меня убежать – разве удержала бы?.. В любом месте за угол шмыгнул, и ищи-свищи… Что я, гоняться за ним буду, что ли?.. Стою, жду. То на дорогу, ведущую в нашу сторону, поглядываю: не идет ли какая машина, то за березнячок, в сторону больницы…
А тут откуда-то, словно из-под земли, выныривают три здоровенных лоботряса – и ко мне. Сначала вроде словами: что, кралечка, одна скучаешь?.. А потом и руками лапать начинают. А неподалеку, на пустыре, стройка какая-то, и они меня к этой стройке за руки уже тянут. Кричать? Да хоть закричись. Райцентр позади уже остался, больница где-то за березняком, далеко: не докричишься. Я уж и так и сяк: что я больная, из больницы только что выписалась… Муж сейчас должен за мной подъехать, Думаю, может, разжалоблю или испугаются. Какое… Ещё нахальнее к стройке тянут. Уж думаю, ладно, если только изнасилуют. А то дадут в конце по голове кирпичом и поминай, как звали… Уже на другую сторону дороги перетащили, уже озираюсь я потерянно. И вдруг голос: «Отпустите её».
И что ты думаешь? Стоит Димка. А в руке булыжник, тяжелый такой, в другой ещё булыжник запасной и повторяет: «Я кому сказал, отпустите». Те на него: «Ты, пацан!.. Ну-ка вали отсюда, пока мы тебе уши не обрезали». А он говорит: «Одного все равно пришибу» – и не пятится, не ждет, а идет на них. И не просто идет, а прицеливается, сосредоточился весь, выбирает в чью голову булыжник влепить. И попятились ухари. Один говорит: «Ну его, видите – псих. Чего ты за неё полез, – кричат, отойдя на расстояние, – кто она тебе?»
– Сестра, – отвечает.
– А она сказала: муж.
– Маловатенький что-то муж у тебя, краля!..
– Выбрала бы кого-нибудь из нас…
Тут и я пришла в себя. Кричу:
– Мал золотник, да дорог!..
Так вот и уцелела. Так что я, действительно, у твоего Димки в долгу. Ждать мы тогда больше машину не стали. Чего доброго, ещё вернутся с намерениями, более продуманными… Прошли мы сначала в сторону больницы, потом тропинкой на дорогу и пешком до нашего села. Дорогой разговорились, я его целовать готова была, как брата родного. И он расположился ко мне, идем, как два самых близких и лучших друга. Много он мне тогда про себя рассказал… А когда пришли в детдом, словно его подменили: на меня никакого внимания не обращает, сторонится, будто он меня и знать не знает, будто и не было нашей совместной дороги и доверительности. Вижу, явно жалеет, что открылся мне. Закрытый он очень, особенно на людях. Это я потом все обдумала, все поняла. А сначала даже обиделась на него. Я к нему: «Дим? здравствуй!..» А он мне холодно: «Здравствуйте». Словно и не знает, кто я такая… Побегают ещё за ним девочки, поплачут. А может, и сам в этой жизни нарыдается. Красивый он будет, загадочный и холодный, как раз налицо все три признака, которые нас, романтических дур, с ума сводят.
– Вот нам и надо с тобой облегчить жизнь его девочкам и самому Уразаю. Сделать его более простым и доступным в жизни.
– Ой, милочка!.. В судьбе много не сделаешь или, как говорят, от судьбы далеко не уйдешь. Но причесать его надо. Давай так – ко всем восторгам Наташи Ростовой, ко всем охам и вздохам любви приучай его ты, если у тебя это получится, в чем я что-то сомневаюсь. А я, птичка Галя, эту веточку то ли перелетела, то ли не долетела. Но мне, как и Уразаю, долго читать такие места в романах, как и в жизни, уже неинтересно. И со своей стороны я лучше его танцевать научу. Ну и держаться с нами, женщинами, не так скованно. Согласна?..
– Согласна, – сказала Евгения.
И две молодые женщины, заключив союз – причесать Уразая, начали собираться в детдом.
– Я же когда-то неплохо танцевала, – продолжала Платонская недавний разговор, – бальными танцами занималась, в конкурсах участвовала, даже призы брала… А в этой дыре однажды прошлась с местным завклубом – пропивоха, но где-то по культурным местам терся. Впрочем, кажется, не только по культурным, но и по «не столь отдаленным»… Но подать себя умеет и танцует неплохо. Пригласил он меня самый первый, и прошлись мы с ним по кругу, а за ним ко мне – наперебой – и остальные ухажёры… Не скрою, приятно было. А потом выходим из клуба. Вокруг меня провожатых куча. А сзади идет жена этого завклубом и говорит своей подруге про меня и в то же время как бы не про меня: