Так Колян с женщиной всё утро ползали и собирали в чистую белую материю то, что раньше было Мишей и Санечкой.
Потом долго бродили среди развалин в поисках лопаты. Не нашли, стали копать яму подручными средствами: Колян – кусками арматуры, через которые земля сразу же высыпалась обратно, а женщина – гнутым металлическим рожком от обуви. Копали долго. Колян еле двигался, уже не чувствуя ног и спины. Он с трудом представлял, как будет выбираться из ямы, хотя могила получалась совсем неглубокой. А женщина, наоборот, будто обрела второе дыхание: набирала полные пригоршни земли из ямы и разбрасывала их в разные стороны. Несколько раз, легко разогнувшись, она поднималась на ноги и спешила к месту, где остались муж и сын, – как будто опасалась, что они могли исчезнуть. Потом с сосредоточенным и спокойным лицом вновь принималась за работу.
Наконец яма была готова. Конечно, не типовая могила на два метра, но и сами похороны тоже обычными не были. Колян и женщина ползком перетащили из-за стены полупустые пододеяльник и наволочку, бережно опустили их в яму и без слов забросали комьями серой земляной массы. Колян стал отползать подальше, чтобы женщина могла побыть с могилой наедине, но она позвала его обратно. Оказалось, нужно было чем-то закрыть яму, чтобы не разрыли собаки. Колян пополз на соседний участок, где из расколотой оконной рамы выпирала железной сеткой чья-то старая кровать. Раздирая руки в кровь, он притащил на могилу кроватную сетку и лёг рядом в тёплую пыль.
Наверное, прошло несколько часов: было уже совсем темно, когда женщина его разбудила. С трудом проглотив горько-солёные консервы, Колян запил завтрак (или обед, или ужин) ещё тёплой водой, а остатками кое-как обтёр лицо и тело.
Утром он проснулся от того, что шею защекотали чужие волосы. Женщина лежала рядом, прижавшись горячим плечом, жалобно постанывала и всхлипывала во сне. Колян осторожно отстранился, чтобы не потревожить её, но женщина вздрогнула, резко села и стала оглядываться по сторонам. Её растерянный взгляд остановился на могиле, и Колян испугался, что сейчас она забьётся в истерике. Но женщина строго взглянула на него сухими глазами, тяжело поднялась и стала искать что-то под стеной – оказалось, собирала остатки еды. Потом привычно, будто давно жили вместе, они молча позавтракали консервами с сухарными крошками, и Колян сказал: «Ну, мне пора». Женщина кивнула и отвернулась к стене. Она сидела, прислонившись спиной к обгоревшим кирпичам, с безвольно повисшими руками – как сломанная кукла. «Может, со мной пойдёшь?» – спросил он запоздало, но женщина молча покачала головой. Колян понял, что она никуда не уйдёт, останется в мёртвом городе, на пустой улице, с погибшими близкими. Он махнул рукой на прощание женщине, имени которой так и не узнал, и направился к своему далёкому дому.
Шёл три дня. Что-то ел, где-то спал. Днём прятался среди развалин, крался по улицам короткими перебежками. Ночью брёл по пустым разбитым тротуарам сколько хватало сил. Потом, после короткого отдыха, вновь поднимался на дрожащие, слабые ноги. То плакал, то в такт шагам пел, когда его никто не слышал. Так Колян и вернулся домой…
Вот и сейчас ноги мелко дрожали, поясница ныла, но Николай Петрович упрямо двигался к заветной цели. Он дополз до вершины горы и разогнулся, крепко держась за согнутый металлический штырь, увенчанный заржавевшей табличкой. На ней на русском и английском языках туристов грозно предупреждали о страшных последствиях прыжков с горы. «Английская» сторона оставалась чистой, а на «русской» кто-то эмоционально выразил несогласие. Надпись была украшена таким профессиональным рисунком, что Николай Петрович даже невольно возгордился талантливыми соотечественниками.
Подойдя к краю обрыва, он осторожно посмотрел вниз. Высоко. Нет, очень высоко. Отошёл. Вернулся к краю. Ещё раз посмотрел вниз. Камни скользкие. Скалы острые. И вообще…
С этой ёмкой и глубокой мыслью Николай Петрович зажмурился и неловко прыгнул.
Полёт прошёл нормально. Только очень быстро. Николай Петрович за короткий промежуток пребывания в воздухе ничего не почувствовал. Даже испугаться не успел. Больно врезался в воду и очень удивился этой боли. Вода, всегда такая мягкая и податливая, встретила его резким ударом.
Отдышавшись, Николай Петрович с трудом доплыл до берега. Долго сидел на песке, одной рукой держался за голову (её будто клещами сдавили), другой осторожно растирал онемевшую ногу. Внутренний голос ехидно спрашивал: «Ну, и где тот адреналин?» И ответа на этот вопрос не находилось.