Лев с удовлетворением наблюдал, как на взволнованном лице Ивки отражались следы сложной диалектической борьбы. В «тезисе» она безутешно рыдала о Несравненном Майкле, о свободной Америке, стране феминизма, и о своей несостоявшейся карьере менеджера по продаже мужского белья. В «антитезисе» ее другая, неземная сущность ликовала и грезила о диссертации, которая изменит мир и будущее русской философии. «Тезис» с «антитезисом» боролись недолго, дальше произошел «синтез».
«К черту Америку!» – решила Ивка, разорвала на части подарок Несравненного – купальник «нанокини», перевязала его кусками пострадавшие в кулачном бою пальцы Льва, села с ним за пианино, и они заиграли «Интернационал» в четыре руки.
Наталья Лебедева
Родилась в Калинине 2 июля 1977 года, окончила отделение журналистики филологического факультета ТвГУ.
Работала журналистом программы «Новости» телеканала «Пилот», позднее – научным сотрудником Тверской областной картинной галереи.
Первый рассказ Натальи Лебедевой был напечатан в журнале «Наука и жизнь» в 2009 году. С 2010 года в редакции «Астрель-СПб» издательства ACT вышли пять романов. Два из них – «Племенной скот» и «Смотри на меня, Кассандра» – получили от издательства премию «Рукопись года». Роман «Склейки» вошел в 2010 году в шорт-лист премии им. Виктора Астафьева. Роман «Крысиная башня» в 2016 году вошел в шорт-лист премии «Интерпресскон».
В настоящее время Наталья Лебедева пробует себя в качестве сценариста.
Орфей оборачивается
У всех давно ворота, сударь, заперты и собаки спущены. Вы думаете, они дело делают либо Богу молятся? Нет, сударь. И не от воров они запираются, а чтобы люди не видали, как они своих домашних едят поедом да семью тиранят.
И что слез льется за этими запорами, невидимых и неслышимых!.. И что, сударь, за этими замками разврату темного да пьянства!
А что же еще остается делать в этом мире, как не цепляться обеими руками за все, что подвернется, пока все пальцы не обломаешь?
1. При неверной луне, под обманчивым светом
Небо у Киры над головой было фальшивое, стеклянное. Уличный фонарь обливал холодным светом лишенные листьев ветви старого вяза, склонившегося над крышей пристройки. Мертвенно-синяя вода бассейна бросала на потолок подвижные блики, похожие на змей. Над вязом и фонарем плыло бледное, еле различимое пятно луны. Тени и блики, словно водоросли на большой глубине, неспешно раскачивались, сплетались и расплетались, сгибались и разгибались, баюкаемые равнодушным течением. Луна медленно пересекала стеклянный потолок бассейна по диагонали и время от времени исчезала, заслоненная серым облаком.
Кира сидела на краю шезлонга с зажатой между двумя пальцами незажженной сигаретой. Когда она выдыхала через сложенные трубочкой губы, изо рта тонкой струйкой шел пар, похожий на сигаретный дым. Левую руку Кира держала в кармане, сжимая в кулаке дешевую зажигалку.
Ей было почти тридцать лет, но она, как маленькая девочка, играла в красавицу из голливудского фильма. В ее голове потерянно плавали яркие глянцевые картинки, она представляла, что сидит возле бассейна в богатом отеле среди пальм и дорогих интерьеров, одетая в черное атласное платье на тонких бретельках, волосы убраны в гладкую прическу, вокруг мужчины, которые любуются издалека.
Кира скинула с ног домашние туфли и, натянув носочки, касалась теперь пола только кончиками пальцев, как делали в кино, чтобы ноги казались длиннее и стройнее. Она взмахнула в воздухе рукой, кончик сигареты описал петлю. Кира хотела выглядеть элегантной, но жест вышел неуклюжим из-за того, что вместо черного платья, похожего на ночную рубашку, на Кире был толстый махровый халат. Она посмотрела на свои пальцы и увидела, что они отвратительны: костлявые, узловатые, короткие, с ногтями, подстриженными под корень. Ноги тоже показались ей кривыми и тонкими, они замерзли от прикосновения к холодной плитке, и Кира снова сунула их в туфли.
Придя в пристройку, она включила подсветку бассейна, но не отопление, потому что именно по поводу отопления Дина дала ей четкие инструкции: выключить. Приказам Дины Кира подчинялась без раздумий, это был рефлекс, простейший алгоритм, который она выполняла вне зависимости от собственных желаний. Хотеть чего-то ее еще в детстве отучили с той же безапелляционной жестокостью, с которой научили слушаться. Самостоятельно Кира формулировала только простые последовательности действий, магазинные списки, бытовые необходимости и немного сверх того: простые отчаянные просьбы, которых никто никогда не слышал. Свои чувства она представляла смутно, в виде блеклых цветных шаров, которые плывут перед ее глазами, как плывет по сетчатке несмаргиваемый солнечный зайчик, а потом растворяются в тумане. Никто никогда не спрашивал, что она чувствует, поэтому описывать чувства словами она не умела.