Гаврила мечтал стать новым Буниным. Для этого он садился за стол в ночное время, когда домашние замолкали в своих комнатах, как трусливые мыши. И вместо лампы зажигал свечи.
– Так-так, – стучал он пальцем по столу, – если хочешь быть новым Буниным, нужно вести себя как Бунин! Нужно думать как он. Нужно жить!
И так он сидел ночами, измотанный и невыспавшийся, в надежде, что при мягком пламени к нему снизойдёт муза и он напишет что-то великое. Но, как и в прошлые дни, ничего не выходило.
– Чертовщина! – Он принялся ходить по комнате. – О чём писать?.. Мне нужна идея! Мне нужен знак господень, что снизольёт свет озарения…
После нескольких кругов он решил, что нужно подышать воздухом. В коридоре стояла духота. Из родительской спальни трубили ноздри отца и свистели матушки. Гавр прошёл мимо детской сестрёнки, заглянул в приоткрытую дверь.
– Ангелочек ты наш, – прошептал он, – и ты мне не поможешь…
Выйдя из дома, он направился на речку. Луна висела низко, слепила серебром, как новая монета. Гавр прошёл по тёмному саду, скрипнул калиткой.
– Эх! Хорошо-то как в селе!
Узкая тропинка вывела через густые заросли на косогор. Внизу блестела широким рукавом река. Мерцания луны на спокойной воде манили, как жемчужины. Гавр спустился к перелеску, пошёл по берегу, поросшему густой травой. Недалеко у самой воды лежал большой камень: никто не знал, как он здесь появился, но все им пользовались. Плоский, широкий, одним концом он уходил под воду, другим торчал кривым зубом. Поутру на нём отдыхали грибники, выйдя поблизости из леса, а вечерами задорные юнцы приобнимали соседских девчонок или какой-нибудь пахарь водил сюда жену на свидание. Постоянная занятость камня раздражала Гавра Степановича. Он считал его отличным местом для размышлений. И будь у него соседская девчонка, он никогда про него не расскажет!
Гавр снял ботинки, сел на тёплый камень. Тёмная вода ласкала ему ноги. Он глядел на два светлых пятна, что казались двумя белыми рыбами. Рябь размывала очертания, и казалось, они вот-вот уплывут.
– Муза, мне нужна муза, – шептал он под нос. – Как же, творец и без музы? Но где её найти?
Вдруг зашуршала трава. Гаврила подскочил, запрыгнул на камень. За каждым кустиком на косогоре чудились тени. Вон одна побежала.
– Зверьё, – прошептал он.
– Нет, это я! – раздался сзади голос.
Гавр дёрнулся, поскользнулся на мокром камне. Мир перевернулся, и он плюхнулся на спину, ударившись боком. Владелица голоса подбежала к нему, но Гавр не отважился открыть глаза.
– Всё в порядке? – сказала девушка. – Сильно ушибся?
Она подсунула руку ему под голову, слегка приподняла её.
– Ты что делаешь? – Гавр Степанович привстал. – Шею свернёшь!
Он увидел перед собой почти прозрачное молодое лицо. В голове гудело. Не оправившись от удара, он видел расплывчато, отчего подумал о ногах под водой.
– Ты кто? – спросил он, когда лицо перед ним приняло форму. – Что здесь делаешь?
– Гаврёня, ты, что ль? – воскликнула девушка. – Я тебя не узнала! Вот ты трус!
– Лёня?! То есть Алёна! Да-да, – Гавр потёр голову. – Ночь на дворе, чего одна лазаешь?
– На камне пришла посидеть. А ты что?
– И я, – сказал Гавр и почувствовал, как загорелись щёки. – Не боишься одна по деревне шастать? В темень такую?
– Да какая же темень, Гаврушенька. Вон луна светит. Как люстра, – махнула ручкой Алёна.
– Светит, да, – промямлил Гавр.
– И камень днём-то занят! Как ни приду, всё занято. Вот я и пошла ночью.
– Какая ты… сообразительная, – Гавр сыграл раздражение, но ему польстило, что Алёнушка тоже отважилась посидеть здесь ночью.
Он давно знал её и боялся. Соседская дочка, она было старше его на два года. Ему нравилось смотреть, как она выскакивала из калитки, махала рукой на прощанье матери. И он расстраивался, когда она уходила на танцы в облупленное здание Дома культуры, где за каждой колонной, как он думал, она шепталась с теми самыми задорными юнцами. Он не ходил на танцы. Не из-за того, что ему семнадцать и его не пустят. Можно уговорить усатого Валерия перед входом, с сумкой на брюхе, который собирал десятки за вход, подсунув ему лишнюю монету или банку пива. Такому ходу Гавр выучился у отца. Но то, что там будет Алёнка и она увидит его, – вот уж нет! Он должен сохранить зыбкий ореол загадочности и отчуждения, он, переживший столько страданий и перенёсший немыслимые испытания! Он – Гаврила Степанович – никогда не будет танцевать!