Из проема навстречу выходит второй синий человек, повыше, и слепит фонариком ей в лицо.
Она пытается отдышаться, часто глотая воздух, как рыба.
– Вы…. вы их… видели? – шепчет она без приветствий, тыкая пальцем в необъятное ватное небо.
– Кого, гражданочка? – интересуется Веня. – Как вас зовут?
Евгений Борисович тыкает его локтем и говорит:
– Плохо вы изучали дело, Вениамин как-там-вас! Эта гражданочка – Анастасия Буранова.
Женщина прячет лицо в пушистом шарфе.
– Куда интереснее, зачем вы тут.
Она глядит на них быстро. Сначала растерянно, но потом взгляд проясняется. Настя переводит взгляд по треугольнику – крыша – санки – круглое усатое лицо Вениамина. Взгляд цепляется за черный провод, колотящийся на ветру между лестницей и стеной.
– Вы ничего не знаете, – шепчет она полуубедительно, полувиновато.
Забирается на первую ступеньку лестницы, сваренную из трех прутьев. Хватается за стылые ребристые перила. Перебирая ногами в модных сапожках, цепляется ещё и ещё, с каждым шагом удаляясь от них в беспросветную высь.
– Дамочка, вы куда? – растерянно басит вслед Вениамин.
Оглядывается на Евгения Борисовича. Тот качает головой:
– Я не полезу. Вдруг они внизу. Буду тут ловить… Разделимся, типа.
Вениамин поправляет большую шапку на маленькой голове.
Черная морозная тень движется вверх короткими рывками.
– На су-е-фа, – робко говорит Вениамин, сжимая варежечный кулачок.
– Лезь уже, – сурово настаивает Евгений Борисович, и Вениамин, бурча проклятия сквозь усы, встает на узкую лесенку.
Евгений Борисович нащупывает пачку в кармане. Стоять, похоже, придется долго.
Внезапный, но очень знакомый звук заставляет разжать пальцы и выронить тлеющую сигарету.
Со стороны леса к недостроенному дому стремительно приближается, разгоняя лопастями снежных мух, вертолет.
Тяжело вздохнув и бросив прощальный взгляд на недокуренную сигарету, участковый неловко забирается на бочку. Впереди его ждут двадцать пять метров ненавистной лестницы.
Утешало только то, что она могла превратиться в карьерную.
Глава 10. Крыша мира
Как быстро можно забраться вверх на семь этажей по металлической лесенке? С него сошло семь потов, когда он понял разом несколько вещей. Что зря не любил физкультуру. Что опрометчиво лезть без страховки. Что если он раздумает сейчас – то спускаться вниз нужно будет столько же, сколько забираться наверх. Что отсюда открывается чудесный вид на пустырь и темные кусты, из которых они зачем-то сюда вышли.
Что вертолет, которого он не видит из-за бесконечной, огромной стены перед собой, завис где-то над ним и над крышей, и в треске его лопастей и ветре в ушах теряются прочие звуки.
Надо поднажать.
Сквозь пелену он слышит чьи-то крики, морщится, но слова не становятся разборчивее. В тяжелых ботинках уже мокро от снега и пота, но надо быстрее передвигать ноги… Он клянет мамины пирожки и упрямо шагает вверх. Стена, окно, узкая площадка – отдышаться и выше, выше. Почему эту лестницу еще никто не срезал? Столько металла пропадает! Глядишь – и не нужно было бы сейчас никуда забираться. Да что же там наверху?
Когда он наконец забирается на крышу, поток ветра едва не сбивает его обратно. Он прижимается к земле ватной черепахой.
Ему кажется, будто он не просто забрался на крышу, а оказался в неведомом новом шоу.
Вертолет висит над крышей, как гигантская стрекоза над цветком. Из голубоватого блестящего брюшка свисает веревочная лесенка, и за неё цепляются трое: крошечная девочка – уже у самого верха – подросток в куртке электрика – женщина без шубы. Шуба нелепой кляксой размазалась прямо под вертолетом, беззащитная, лишившаяся хозяйки. Евгений Борисович протирает глаза, ползет к середине.
Человек с редкой бородкой утирает скупую слезу белой бумажной салфеткой. Евгений Борисович с изумлением узнает в нем Вислого. Вислый, узнав в ползущем госте ненавистного участкового, на всякий случай уходит подальше.
– Где Веня? – шепчет одними губами участковый и наконец неловко поднимается, закрывая уши от шума.
Крошечный Веня, сняв с себя куртку, укрывает ею кого-то.
Вертолет поднимается вверх. Женщина исчезает в темном проеме. Дверь отрезает её от мира и от преследования.
– Чёрт, – ругается Евгений Борисович.
Оглядывается назад.
Расцвеченная огнями, его встречает выложенная неровная надпись, в которой он без труда узнает шрифты марий, молока, ломбарда:
«С днем рАждения, папа Мы ждем тебя горбоносова 77».
– Чёрт!
Вениамин что-то ласково шепчет на ухо незнакомке. Евгений Борисович вглядывается в её худое, скуластое лицо: