С появлением друга Фрося стала меньше употреблять алкоголь, а Насух, наоборот, впервые попробовал выпивку. И сколько бы Ула его ни журила, не обращал на это внимания. Понравилось Насуху кисло-сладкое домашнее вино, которого в погребе тетки Нюси оказалось предостаточно.
Вместе Насух и Фрося ходили в школу. Девушка помогала ему с домашними заданиями, пока не настало лето.
Солнечные деньки омрачила смерть соседки через два дома. Соседка была старой и одинокой. Ее обнаружили слишком поздно, и оказалось, что плоть покойной истерзана бродячими собаками. Насух стал чаще задумываться о смерти, особенно душными ночами, когда лежал в гамаке рядом с клумбами, на которых заботливые руки Улы помогали рождаться цветам.
Брат Эльдар не окончил школу и не поступил в институт. Приехав в Аврору, он внедрился в местную банду, грабящую ларьки и магазинчики и торгующую наркотиками. В доме появились краденые вещи: видеоприставка, телевизор, магнитофон. За бесшабашность и дерзость уголовники прозвали Эльдара Королем.
С некоторых пор Насух по требованию брата обращался к нему лишь по прозвищу. Король-Эльдар вытряхивал из спортивных сумок перевязанные резинками пачки денег или товар, и никто не имел права задавать ему неудобные вопросы о том, откуда это и почему находится в их доме. Милиция не вмешивалась в происходящее, будучи в доле с мафией.
Дальние родственники из Дагестана неожиданно вспомнили о семейных узах. Король-Эльдар купил квартиры троюродным теткам в ближайших селах, а племянникам по отцу предоставил жилье в Ставрополе.
Слава о человеке, умеющем решать любые проблемы, быстро разошлась по всему краю, и он сделал карьеру в преступном мире от шахматного солдата до авторитетного ферзя.
Отец не работал. Теперь совершенно ни к чему было горбатиться на стройке за копейки. Часами он сидел в мансарде и ни с кем не говорил. Ула подолгу упрашивала сына спуститься к ним. Отец приходил на кухню лишь поесть, а затем брал свежие газеты и снова уединялся.
Насух не помнил настоящее имя отца. В семье говорили «он», и все знали, что как отец скажет, так и будет.
Жизнь в поселке текла неспешно, словно терпкий мед. В лихие девяностые годы Насух понял только одно: в доме должно быть много оружия и денег.
Когда Насуху исполнилось одиннадцать, Король-Эльдар привел в семью юную девушку по имени Лиана. Дочь татарского мафиози из соседнего селения далеко за пределами Ставропольского края славилась необычайной красотой. Стройная, как дикая лань, зеленоглазая, с тяжелой черной косой, Лиана отличалась совершенством, несвойственным окружающему миру. Она была робкой, нерешительной и совершенно сбитой с толку, оказавшись в их двухэтажном доме из белого кирпича. Возможно, в тот день она впервые видела своего мужа, но беспрекословно следовала заветам старших, отдавших ее как дань за определенную услугу.
Что Король-Эльдар сделал для ее отца, так и осталось для Насуха загадкой. Поселок Аврора гудел слухами о том, что Король-Эльдар с подельниками выехали в другую область и расправились с давними обидчиками татарской семьи из чеченского клана. За это старый мафиози отдал Королю свою младшую дочь. Другие утверждали, что Король-Эльдар был так влюблен, что передал отцу Лианы золотые слитки, похищенные у государства.
Что из этого было правдой?
Лиана во многом заменила Насуху мать. Она подчинялась законам Кавказа, знала, что женщина не может поднять глаза, пока ей об этом не скажут, и легко могла приготовить любое блюдо, что являлось для Насуха настоящим счастьем.
– Лиана! Лиана! – звал он ее утром, зная, что Король уехал. – Иди помоги Уле. Приготовь что-нибудь вкусное!
И Лиана по первому зову спускалась по широкой дубовой лестнице и принималась хозяйничать на кухне. Насух любовался женой брата и завидовал сам себе, что такая чудесная девушка появилась в их доме.
Отец погрустнел. Перестал спускаться с мансарды. И с Лианой не разговаривал. Она не могла произнести в его присутствии ни слова, поэтому между ними на несколько месяцев воцарилось глухое молчание.
В холле на первом этаже лежал ковер ручной работы, сотканный из шерсти и шелка. Он отличался изысканной вязью узоров и прикрывал собой тайник с оружием. На ковре дагестанский мастер изобразил знак бесконечности, похожий на восьмерку.
Насух и бабушка вечерами сидели на софе и, не включая электричество, смотрели в распахнутые окна, выходившие в сад.
– Мой сын тоскует, – объяснила Ула. – О твоей матери. Об Афият…
– Я ее совсем не помню, – сказал Насух. – Сниться она перестала.