Мы с Захаром перебросились парой фраз. Говорить на личные темы на работе было категорически запрещено, но он успел рассказать, что давно не был в горах и ему снятся снежные вершины.
Брата Ванды убили в драке. У нее появился тик на правом глазу, и она придерживала щеку ладонью. На похороны ей выделили один день.
– Явишься позже – считай, уволена, – объявила Саша.
Ванда, снимавшая с больной матерью и младшими сестрами комнатку в общежитии, вернулась вовремя.
В магазин пришел работать охранник Костя. Он был слегка не в себе после Чечни, где служил наемником. Представительный и лысый, он словно сошел с экрана черно-белого советского фильма о Второй мировой. Костя носил черную форму охранника с блестящей стальной пряжкой на широком ремне. Мы сразу с ним поспорили из-за шкафчика для одежды: он попытался захватить мой. Шкафчик я отвоевала. Не сумев оккупировать мебель, охранник с безумным и холодным взором попытался задеть Николя.
– Чего ты ходишь лохматый? Педик, что ли? Я тебя обстригу!
– Какого черта тебе надо? – огрызнулся Николя.
Рядом с охранником мой друг выглядел как Давид рядом с Голиафом.
– Николя – мой парень. Закрой рот, – предупредила я Костю.
Николя от моих слов смутился, но не возразил.
Моя мама ругала Костю несколько дней подряд. Бывший солдат не умел пользоваться унитазом: на хуторе, где он родился, их не было, а в ставропольском общежитии туалет представляет собой деревянный сарай за домами, как и двести лет назад. Поэтому Костя промахивался.
– Целься в дырку! – возмущалась моя мама.
В ответ Костя недовольно топал ногами.
В отличие от нас редактору Анне Костя сразу понравился, и она решила его соблазнить.
– Все равно мужиков нормальных нет, а я много лет одна, – заявила Анна женской половине коллектива.
– Он младше тебя лет на десять…
– Мне хочется ребенка, а кто станет отцом – все равно, – парировала Анна. – Я живу с прабабушкой во времянке. Там нет воды, но для ребенка я бы носила воду из колодца и купала его.
– Работая по двенадцать часов плюс два часа уборки?! – попробовала я вразумить Анну.
Все посмотрели на меня как на чудовище.
– Мы все так живем! – зашептали молодые женщины. – Жаловаться не будем, иначе нас ждет улица, а там только проституцией зарабатывать!
На следующий день выдалась ненастная погода. Анна, игриво хихикая, распахивала кофту, показывая обтягивающую майку с веселым котом, измазанным сметаной. Костя курил в проеме входной двери, и она время от времени интересовалась погодой:
– Будет дождик?
– Нет! – басил Костя.
Задавая вопрос, Анна одной рукой приподняла свою юбку, явив миру голые ножки.
– Посмотри, – настойчиво сказала она Косте, – я сняла колготки.
Костя глянул, шумно вздохнул и бросился наутек, едва не сбив с ног Николя, замершего посреди торгового зала с открытым ртом.
К вечеру Костя и Анна уже дружно беседовали. Дело в том, что кто-то пустил слух о моем чеченском происхождении. Костя сильно испугался. Когда, уставшие, ближе к десяти вечера я и мама покидали магазин, он галантно распахнул перед нами двери и нарочито вежливо улыбнулся.
– Нас не бойся, – сказала ему мама. – Бог тебе судья.
Костя печально вздохнул и промолчал.
В июле в магазин пришла молодая женщина и попросила взять ее на работу.
– Оксана, – назвала она свое имя.
Оксана была одета в летний сарафан изумрудного цвета, лямки которого переплетались на спине, как тропические лианы, эффектно подчеркивая татуировку в виде тигра.
– Пойдем, покажу тебе кабинет директора, – сказала я.
Поскольку было время обеда, руководство, заказав из итальянского ресторана пиццу, заперлось и устроило пиршество. Удел продавцов – чай без сахара и в лучшем случае бутерброды.
Директору доложили, что соискательницу зовут Оксана, и он распорядился, чтобы она ждала окончания трапезы.
В подсобке не было стульев, поэтому я расположилась на подоконнике, а Оксане предложила присесть на деревянный ящик, непонятно каким образом оказавшийся в комнатке, где мы переодевались. Пластмассовый чайник на полу вскипел, и, заварив пакетиком чашку чая, я протянула ее молодой женщине. Себе я заварила этим же пакетиком чай в стакане.
По Трудовому кодексу работникам полагается часовой перерыв, но Эверест сразу сказал: пятнадцать минут, и ни секундой больше.
Оксана спросила меня:
– Как ты попала в магазин?
Я только открыла рот, чтобы ответить, как из кабинета директора раздалось:
– Молчать! Я никому не разрешаю говорить во время еды!