«Лупит дождь ночной и лупит…»
Лупит дождь ночной и лупит. Избиение младенцев. Цокает ослик в Малую Азию.Смотри евангелие от марта.Принимай что-то от сердца.Защитись от проникающей поэзии.
«Новый день садится на твое лицо, ломает…»
Новый день садится на твое лицо, ломает, барахтается, злится, буреет, как медведица, потом молится, об пол ударится, умоется и превращается в красавицу, можно выходить на улицу, а там – сороки с хохотом, с гармошкой троллейбусы, коммуникации, бананы. По гололедице размазана икра человечья. Революция в опасности!!! С вечером у нас отношения тонкие, смутный напев под сурдинку, зима украдкой норовит юркнуть к тебе в варежку. Что-то мешает идти, колется в ботинке, наверное, небольшой философский камешек. Адвокат противной стороны.
«Годами накопленное одиночество…»
Годами накопленное одиночество, такая внутри безлюдная Италия, где бесконечно сражаются армии слов, позлащенные бивни боевых слонов в затылок дня четвертого человека и далее. Память – ящик гофрированного картона — хранит неликвиды, брак, пересортицу. Соседка хвастает сумкой от Виттона. Подумаешь! А у меня очки – от Солнца!
«Ты от меня живешь за речкой…»
Ты от меня живешь за речкой, в цветах, плодах, в ночной сорочке, в траве, прилежная, как зайчик. Над головой – гнездо сорочье. Корона Лира. Мох олений. Подробный ад для домочадцев. Густеет памяти варенье, и без меня не получается.
«Клава, ты изнутри тепла надыши…»
Клава, ты изнутри тепла надыши. Я не боюсь. Свет – он и есть свет. Ты – мое кодовое слово. Путевка в жизнь. Предупреждена о неразглашении сведений, а то придет медведь – липовая нога. Гоняю голубей – галдят на подоконнике, срываются вниз, будто обломки Парфенона. Но ты ведь другая птица: шифоново-крепдешиновая, колечки, пальчики. Стучат клювики двух машинок: швейной и пишущей. Магнетизм притяжательных прилагательных, клавишных, давешних, колодезных, Клавиных. Отлетел крючок. Хлопает сна калитка. Благодарный зритель и рад.Блестит перламутр виноградной улитки —забытый тобой слуховой аппарат.
«Втихомолку осень занялась…»
Втихомолку осень занялась уничтоженьем старых фотографий, как сокровенной ереси. И никаких поблажек! Дефекты сентября – картавит гравий, не выговаривает ни губных, ни влажных. Махни рукой, вкури вот этот горький дымящийся от пыли, ржавый свет, разрезанный заборами на щелки, щемящий и пронзительный кларнет. Несется время обезглавленною курицей, и не успеешь осознать – мозги отдельно. Льнет паутина – пленницею музыки — и оплетает тело.
«Юдифь Далилу доставала…»
Юдифь Далилу доставала, и подливала, и учила, что кровь – такие же чернила (писали ими Калевалу и Тоску Джакомо Пуччини), твердила – мастерство точи! А кудри, локоны – всё прах! Умрет твой друг, умрет и враг, и время скатится в овраг, об этом коростель кричит, выпрастывая звук из почвы. А ты – жгут нервов и морщин, колтун, свалявшаяся шерсть, и есть причины, чтоб не есть, но есть что почитаешь ночью.
Андрей Новиков-Ланской
Ряд остановленных мгновений
Родился в 1974 г. в Москве в литературной семье. В 1997 г. окончил филологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. В 1998–2003 гг. – вольнослушатель Литературного института им. А. М. Горького в творческих семинарах Евгения Рейна, Татьяны Бек, Олеси Николаевой, Игоря Волгина.
Защитил диссертацию на тему «Литературно-критические взгляды Иосифа Бродского». Директор Русского ПЕН-центра. Главный редактор журнала «Охраняется государством» Министерства культуры РФ. Заведующий кафедрой политической и деловой журналистики РАНХиГС при Президенте РФ.