— Вотъ право самая пригожая дѣвушка!
Но Капитанъ и Миссъ Бекита притворились, будто бы не слыхали столь неприличнаго учтивства, а можетъ быть нѣсколько и присовокупленныхъ къ тому употребляемыхъ мореходцами грубыхъ поговорокъ. Послѣ чего Рихардъ легъ на постелю, заснулъ очень крѣпко; но Капитанъ всталъ и вышелъ со двора весьма рано.
Въ одиннадцать часовъ поутру, когда Рихардъ вставши съ постели, при помощи вольнодомцовой служанки старался убраться съ большею благопристойностію, услышалъ онъ весьма сильной стукъ въ томъ домѣ, въ которой вошли Французскіе Офицеры и производили жестокую брань. Да хотя идущій за ними простой народъ и бросалъ въ нихъ каменьями, но они, затворя за собою дверь, никого къ себѣ не пускали. Вскорѣ по томъ прибылъ къ сему дому имѣющій въ рукахъ своихъ жезлъ Коннетабль, и стуча долгое время въ двери, приказывалъ по данной ему отъ Правительства власти оныя отворить. Въ слѣдствіе чего хозяинъ и хотѣлъ было ему уже въ томъ повиноваться, но Французы ему въ семъ воспрепятствовали. Однимъ словомъ, видно было тогда какъ внутри, такъ и внѣ дома ужасное смятеніе.
Рихардъ, будучи по приводѣ весьма любопытнымъ, вышелъ вонъ изъ своей комнаты и спросилъ у сихъ плѣнниковъ по Французски о причинѣ ихъ ссоры; а они, радуясь, что нашли такую Англинскую дѣвушку, которая могла понимать ихъ рѣчи, отвѣтствовали ей такъ:
— Какъ здѣшней простой народъ зачалъ насъ бранить понапрасну, и хотѣлъ бить, то мы нѣкоторыхъ отъ себя оттолкнули, и сія употребленная противъ насъ жестокость весьма для насъ удивительна; ибо находимся мы подъ покровительствомъ Правительства. И какъ видно, что хочетъ онъ поступить съ нами и еще того хуже, то мы гораздо лучше согласимся погребстися подъ развалинами сего дома, нежели его къ тому допустить. — Говоря сіе, обнажили они свои шпаги и зачали между собою разсуждать, выходить ли имъ драться съ окружающею домъ ихъ чернью, или нѣтъ.
Рихардъ, не знавъ начала сего произшествія и не разумѣя никакихъ народныхъ правъ, не понималъ, кого изъ нихъ оправить. Онъ, слышавъ внутри великой шумъ и предпринимаемое Французами намѣреніе, зачалъ смотрѣть изъ окошка на улицу, гдѣ и увидѣлъ онъ просто одѣтаго, но хорошаго вида человѣка, которой, будучи объятъ яростію, вселялъ оную и въ набравшуюся тамъ чернь.
— Конечно я имъ отомщу, — кричалъ онъ; — пойду къ мирному Судьѣ съ морское судилище въ Парламентъ, и даже къ самому Королю. Выламывайте двери, и ежели надобно, то разорите и весь этотъ домъ.
Уже видѣнъ былъ столь великой безпорядокъ, что угрожалися обѣ стороны немалою опасностію; но вдругъ показался на улицѣ Капитанъ Сентри, подошелъ съ благороднымъ видомъ къ тому человѣку, который рѣчами своими старался возмутить народъ, и къ Конетаблю.
— Г. Орхардъ, также и вы мирной Чиновникъ! люди, которыхъ хотите вы задержать, суть такіе плѣнники, которые достойны вашего уваженія; естьли они въ чемъ нибудь васъ обидѣли, или возмутили общественной порядокъ, и буде должны они кого нибудь удовлетворить, или что нибудь заплатить: то я, зная ихъ, ручаюся за оныхъ въ десяти тысячахъ фунтовъ стерлинговъ; естьли же должно имъ итти къ мирному Судьѣ, то пойдутъ они туда вмѣстѣ со мною безъ всякаго прекословія. Прикажите только отогнать толпу; я какъ скоро только войду я въ домъ, то и отворятъ они вамъ двери у онаго, гдѣ узная о всѣхъ обстоятельствахъ дѣла, сами вы будете чрезвычайно ради тому, что послушаете сего моего совѣта.
— Государь мой! — сказалъ обратившійся къ Г. Орхарду Коннетабль: — десятью тысячами фунтовъ стерлинговъ можно заплатить за множество разбитыхъ головъ, за положенной Правительствомъ имъ искъ, также за всѣ протори и убытки, — и указывая на Капитана Сентри, продолжалъ: — понеже господинъ сей говоритъ намъ, такъ какъ честной и знающій государственныя права человѣкѣ: то я, будучи служителемъ Правосудія, и думаю, что гораздо лучшіе вамъ успокоиться и допустить его къ тому, что дѣлать онъ намѣренъ.
Г. Орхардъ былъ принужденъ согласиться съ совѣтомъ Коннетаблевымъ, которой, тотчасъ учиня жезломъ своимъ знакъ, закричалъ, чтобъ отошли прочь. Чернь, увидя знакъ, удалилася; а Капитанъ, подшедъ къ двери, которая тотчасъ была ему отворена, вшелъ, и подступя къ плѣнникамъ съ непринужденнымъ видомъ, сказалъ онъ имъ самымъ чистымъ Французскимъ выговоромъ:
— Милостивые мои государи! одинъ изъ самыхъ честныхъ и богатыхъ откупщиковъ почитаетъ себя вами обиженнымъ. Да хотя и знаю я вашу невинность, и могу оную доказать, но должно убѣдить въ томъ ею самого и сдѣлать такъ, чтобы Коннетабль могъ порядочно обо всемъ представить. А какъ оба они желаютъ васъ выслушать, то и должны вы для вашего спокойствія объявить имъ причины вашего поступка.