А какъ Капитанъ опасался, дабы симъ выговоромъ не огорчить Рихарда, то обнялъ онъ его съ такою нѣжностію, что былъ онъ тронутъ и отвѣчалъ ему своею ласкою. Когда вошли они къ корчму, то имѣющій на себѣ военное платье человѣкъ подошелъ къ Капитану и сказалъ ему:
— Ахъ, храброй мой начальникъ! не уже ли вы здѣсь? Ахъ, ахъ! не ужѣ это жто ты любезной мой Сержантъ?
— Я весь къ вашимъ услугамъ; а я право думалъ, что находишься ты теперь въ Бадѣ: ибо было тебѣ позволено ѣхать къ водамъ.
— Я туда было и отправился, Г. Капитанъ, но какъ нашелъ здѣсь одного своего товарища чумакомъ, то онъ мнѣ и предложилъ, чтобъ отвѣдалъ я пива и его водки; а чувствуя, что становится мнѣ лучше, я не хочу уже ѣхать больше для питья водъ.
— Но знаешь ли ты, Баготъ, что уволили тебя въ чистую отставку, и, паспортъ посланъ въ Бадѣ; а награжденіе за твою службу опредѣлено и находится въ Адмиралтействѣ, гдѣ и можешь ты оное получишь, когда только тебѣ вздумается? Оно довольно велико, почему и станешь ты имъ жить, гдѣ тебѣ ни захочется.
— Да воздастъ вамъ Богъ сторицею! — вскричалъ Баготъ, которой, услыша столь много пріятныхъ для себя вѣстей, находился въ изступленіи и говорилъ Капитану; — узнавъ, что сія молодая дѣвица есть дочь ваша, желаю я, чтобъ были оба вы благополучны. Ахъ, Миссъ! извините меня въ сей смѣлости; я почитаю васъ весьма, щастливою, что имѣете вы у себя отцомъ самаго храбрѣйшаго и почтеннѣйшаго человѣка изъ цѣлаго нашего войска.
— Благодарствую, Баготъ, — сказалъ ему Капитанъ, — за сіи знаки твоей ко мнѣ дружбы и добраго сердца.
По томъ, оборотясь къ Рихарду, говорилъ:
— Дочь моя! какъ нѣтъ у меня теперь денегъ, то и дай пожалуй этому Сержанту изъ твоихъ столько, сколько ему надобно, чтобы можно было повеселиться.
Рихардъ поглядѣлъ на Капитана съ удивленіемъ, и сказалъ ему:
— Изъ какихъ денегъ прикажете мнѣ дать? потому что у меня ихъ нѣтъ ничего.
— У тебя должно имъ быть, дочь моя, — подхватилъ Капитанъ. — Вспомни только о приключеніи того молодаго человѣка, которого мы вчерась видѣли, а поищи ихъ у себя въ карманахъ.
Рихардъ ищетъ и между многими нужными для женскаго употребленія вещами, о которыхъ онъ и не зналъ, что они у него были, находитъ набитой золотомъ кошелекъ; вынимаетъ одну Гвинею и даетъ ее Сержанту, которой поблагодари его уходитъ; а Рихардъ, имѣя въ рукахъ своихъ кошелекъ, обращается къ Капитану и спрашиваетъ у него, что ему дѣлать съ сими деньгами?..
— Помогать нещастнымъ, дочь моя; да я тебѣ и совѣтую не пропущать ни одного удобнаго къ тому случая: ибо должны почитать ихъ драгоцѣнными.
— Такъ по этому избрали вы меня своимъ милостыно-раздавателемъ? — сказалъ Рихардъ. — Я очень доволенъ сею должностію, я стану исправлять съ радостію.
На другой день Капитанъ и его питомица отправились въ путь свой весьма рано, а весь тотъ день и прошелъ безъ всякаго приключенія. Вечеромъ остановились они въ маленькой деревушкѣ, гдѣ весьма худо прибранная корчма и была для нихъ единымъ убѣжищемъ, и въ которой можно было препроводить имъ ночь; да и она состояла изъ комнаты, съ одною только кроватью. Послѣ легкаго полдника, Рихардъ, будучи молодъ и не обыкши къ трудамъ, легъ тотчасъ спать и проспалъ до 9 часа утра; а въ то время солнце, освѣтивъ его постелю, его разбудило. Онъ, открывъ глаза свои, увидѣлъ, что подлѣ него Капитана Сентри уже не было; почему отдернувъ занавѣсъ, искалъ его глазами по всей горницѣ, но нигдѣ не находилъ; но вмѣсто онаго нашелъ онъ и подлѣ стола оборотившуюся къ постели его спиною женщину, которая была въ легкомъ домашнемъ платьѣ, на коемъ надѣта была пудренная рубашка, и убирала себѣ голову.
Рихардъ, будучи удивленъ симъ видѣніемъ, приближается къ краю кровати для того, чтобы разсмотрѣть ему новаго своего гостя, которой раздѣлялъ съ нимъ его комнату.
Она была ни стара ни молода, имѣла у себя благородной видѣ, свѣжее и пріятное лице, прекрасные черный волосы, которые убирала она весьма прилѣжно. А какъ нечаянно посмотрѣла, она на постелю, то и увидѣла Рихардову голову, которую высунулъ онъ въ занавѣсъ.
Тогда она встаетъ и прибѣгалъ въ постелѣ.
— Скажи мнѣ, душенька, — говоритъ она Рихарду веселымъ и ласковымъ видомъ, — каково проводила ты ночь?
Рихардъ, выпяливъ глаза свои, обозрѣвалъ лице сей женщины, и нѣсколько времени ее разсматривалъ; но не могъ узнать, кто она такова. Да хотя и примѣчалъ онъ въ ней нѣкоторыя черты Капитана и цыганки; но казались оныя гораздо прекраснѣйшими: станъ ея былъ выше и ухватки совсѣмъ другія; словомъ, все въ ней видѣлось иное.
— О Небо! — вскричалъ онъ, — не ужъ ли это вы, сударыня!