Онъ не ѣстъ, а только проливаетъ слезы.
— О чемъ же ты плачешь, Рихардъ? Конечно отъ радости: ты чувствуешь свое щастіе, съ чемъ тебя и поздравляю. Ѣшь же поглядишка на меня. Глаза твои слишкомъ хороши. Право съ самыхъ тѣхъ поръ, какъ выѣхали мы съ Миладіею изъ Парижа, не видала я тебѣ подобнаго… ѣшь же.
Ряхардъ склонился на прозьбу дѣвушкину.
— Ну, теперь я довольна, — продолжала Влюбчивая; — выпей же сей стаканъ… Ты начинаешь становишься веселѣе… и будешь мнѣ другомъ; да я и думаю, что это названіе у тебя заслужу. Госпожа наша всегда меня слушаетъ; почему и будешь ты, естьли только я захочу, часъ отчасу ей болѣе нравиться; по томъ скажу я тебѣ, что должно дѣлать; да и будетъ тебѣ во мнѣ великая нужда, для того что знакомъ мнѣ весь порядокъ здѣшняго дома. Въ немъ много людей, много дурныхъ болвановъ, бѣшеныхъ и невѣждъ… Ты будешь четвертымъ Миладинымъ лакеемъ; увидишь другихъ ея женщинъ съ такими большими глазами, что кажется, будто бы хотѣли они выпрыгнуть; слѣдственно знаю я навѣрно, что не станешь ты ихъ любить.
— Въ разсужденіи твоихъ товарищей, хотя и должно тебѣ будетъ съ ними обходиться, но никогда не пить, что я запрещаю тебѣ точно… Ну, еще стаканчикъ; послѣ чего пойдемъ мы оправлять уборной Миладинъ столикъ. Но ты ничего мнѣ не отвѣчаешь! промолви что нибудь, доволенъ ли ты?
— Чрезвычайно, сударыня моя, — отвѣтствовалъ Рихардъ съ печальнымъ видомъ.
— Да, я надѣюсь, что будешь ты и еще довольнѣе, — сказала ему сія дѣвица. — Теперь исправимъ мы наше дѣло; вечеромъ же въ двухъ словахъ дамъ я тебѣ знать, какого нрава наши господа и всѣ домашніе. Слушайся только меня; а естьли сдѣлаешь что нибудь дурное, то не льзя тебѣ будетъ сказать, будто бы я совѣтовала худо.
Рихардъ попался въ самыя добрыя руки, ибо дѣвица Влюбчивая имѣла у себя нѣжное сердце, да и почувствовала она къ нему сильную страсть, и вмѣсто сопротивленія оной предалася ей совершенно.
Прошло уже два, или три дни, въ которыхъ не случилось ничего примѣчательнаго. Дѣвица Влюбчивая, видя чрезвычайную скромность и печальной видъ Рихардовъ, подозрѣвала его быть въ какой нибудь горести, и нѣкогда выговаривала, что ввѣрялся онъ ей очень мало. Рихардъ, исполня въ точности положенную на него должность, уходилъ всегда въ свою комнату. Да хотя и казался онъ не презирающимъ новую свою знакомку, однако же не искалъ оную. Влюбчивая пѣняла на него за то скромнымъ образомъ, говоря о:
— Что ты дѣлаешь въ своей горницѣ? Уединеніе пристойно только тѣмъ, которымъ прилично скрываться; погляди же въ сіе зеркало, таковъ ли ты?
— Я отъ насъ ни въ чемъ не потаюсь, — отвѣчалъ онъ; — я люблю заниматься, читаю.
— Ахъ! естьлибъ зналъ ты по Французски, — сказала дѣвушка.
— Да я и такъ сей языкъ нѣсколько знаю, — подхватилъ Рихардѣ.
— Ахъ, какъ онъ милъ! — вскричала Влюбчивая; — онъ знаетъ по Французски!.. Я буду учить тебя сему языку, да и будешь ты знать оной совершенно. Но сперва выучу тебя одной нынѣшней пѣсенкѣ.
Тогда дѣвица Влюбчивая пропѣла одинъ стишокъ бывшей тогда въ славѣ пѣсни; а Рихардъ, дабы доказать свое знаніе, пропѣлъ другой; и хотя произношеніе его казалося нѣсколько и неисправно, но голосъ былъ весьма складенъ и пріятенъ. Тогда-то вскружилася у Влюбчивой голова; почему и сказала она ему:
— Ну, теперь станемъ мы пѣть вмѣстѣ, да и научу я тебя столько, сколько знаю сама. Естьлибъ прошлаго году не пріѣхалъ сюда плутъ Италіянецъ и не вскружилъ Миссѣ Доротеѣ голову, то довела бы я ее до совершенства, и былъ бы въ ней великой путь, но нынѣ послѣ отъѣзда его вижжитъ она безпрестанно тѣ плачевные напѣвы, коимъ научилася у него. Посмотри на стоящій въ углу сихъ сѣней сундукъ, въ немъ-то заперто то музыкальное орудіе, на которомъ сей бездѣльникъ игрывалъ.
— Клавикорды! — вскричалъ Рихардъ; — да есть ли къ нимъ ключъ?
— Есть, — отвѣчала Влюбчивая; — но нынѣ они совсѣмъ испорчены; а дотолѣ, пока можно было ихъ употреблять, Массъ Доротея не переставала никогда наигрывать на нихъ Италіянскія пѣсни. Какъ учила я ее языкамъ, и сія игра мѣшала въ нихъ ея успѣхамъ, и какъ люблю я ее чистосердечно, то и заставила я замолчать тотъ инструментъ, надъ которымъ теряла она по пустому время. Э! послушайко Рихардъ! мнѣ право кажется, что полюбился ты Миссъ Доротеѣ слишкомъ много; ибо примѣтила я, что смотрѣла она на тебя не только милостиво, но и ласково.
При сей ея рѣчи Рихардъ потупилъ глаза свои въ землю и покраснѣлъ.
— Смѣю ли спросить васъ, — сказалъ онъ Француженкѣ, — полюбился ли я Милади, также и Сиръ Георгію?