— А копия осталась? — спрашиваю тихо, будто живая мертвечина.
— Копия? — Консьержка ехидно поджимает губы, будто только этого и ждала. — У нас тут строгая политика конфиденциальности...
Она завела игру. Дразнит, намекает, что видео с камер наблюдения сохранились. А это видео мне точно пригодится. Я еще не знаю зачем, но я должна его достать.
— Вам бы с мальчиками из охраны переговорить, — консьержка вздыхает, — до меня-то лишь слухи долетели. Может, про видео и придумали. Знаете, мужики тоже любят сплетни распускать.
Она поворачивается, покачивая широкими бедрами, и медленно шагает обратно за стойку, намекая, что я могу идти в гости к Божене. Она отпускает меня с миром, но я все же увидела в ее глазах праздное любопытство: "Интересно, на что способна эта глупая жена?"
— А где можно охрану найти? — голос звучит ровнее, чем я ожидала.
— На цокольном этаже. Направо от грузового лифта, — облокачивается о стойку и задумчиво поправляет диффузор с тонкими черным палочками. — Вот как… Я лишь диффузор для этих богачей.
И куда мне?
К Божене или к охранникам?
7
— Паша, а ты что-то рано, — слышу кокетливый голосок за дверью.
Смеется.
Щелкают ключи в замочной скважине, а мое сердце вторит сильными ударами каждому повороту замка.
Я хочу сбежать, но я останусь.
Дверь распахивается:
— Ты так по мне соскучился, да? Но у тебя же есть ключи…
Смех резко обрывается, ведь на пороге стоит не Паша, а я, его жена.
Божена испуганно замирает, широко распахнув глаза.
Какие у нее длинные и густые ресницы.
— Ой… — сипит она и хочет в испуге закрыть дверь, но я машинально выставляю ногу вперед и острым носком туфли останавливаю тяжелое железное полотно.
Боль пронзает пальцы, но я даже не моргаю.
— Здравствуй, Божена, — говорю так сладко, что сама чувствую, как сахарная глазурь словно обволакивает каждое слово. — Можно войти?
— Я… не ждала… я… — крепко сжимает ручку двери.
Правда, красивая. Короткая и тоненькая ночнушка с кружевом по подолу подчеркивает аппетитные изгибы ее сочного тела и полную грудь.
Значит, моего Пашу потянуло на сладких булочек с большими коровьими глазами?
А я же — сушеная вобла с кожей-пергаментом, и на мне ночнушки из шелка с кружевом не так соблазнительно струятся.
— Скоро Паша… Паша приедет… — тихо сипит Божена.
Я медленно переступаю порог, заставляя ее попятиться. Дверь с тихим скрипом закрывается за моей спиной.
— Пожалуйста… — Божена прижимается к стене, будто пытаясь стать частью обоев прихожей — нежно-розовых, с золотыми завитками. — Паша будет недоволен…
— Я его жена, — напоминаю я. — И ты пугаешь меня моим же мужем?
Кидаю взгляд на ее грудь, которая мягко и провокационно колышется при каждом неровном вдохе.
Свои? Или вставила?
Поднимаю взгляд на бледное лицо Божены, которая продолжает играть испуганную лань перед хищником.
Только вот какая из меня хищница? Я — уставшая женщина, которая сидит на сильной гормональной терапии.
— Ты мне кофе не предложишь? — горько усмехаюсь я.
— Я люблю его, — неожиданный и смелый ответ на мой вопрос. — И я… я… — хочет найти себе оправдание, — я старалась бороться…
— Хватит, — прижимаю пальцы ко лбу.
Все это реально.
Любовница Паши — реальна. Красивая, фигуристая и с большой грудью, а я все никак не могу принять эту правду.
Слишком больно, но в то же время… прозаично и буднично.
И банально.
Я обескуражена. Мой муж — такой же, как и остальные мужики при деньгах и власти.
Не благородный принц, не верный рыцарь, а обнаглевший мужик, который решил, что имеет право на любовницу.
— Мира, послушайте… — шепчет Божена и суетливо приглаживает волосы. Убирает их за уши, открывая холеное свежее лицо, — я вам не враг…
— Правда? — смеюсь. — А кто? Подруга, что ли?
— Ну… — она запинается, путается в собственных мыслях, как в кружевах своего пикантного белья. — Я… — смотрит на меня наивно и глупо, — всегда отпускала его к вам…
— Чего?! — я хохочу.
Резко и некрасиво, а Божена отводит взгляд.
— Отпускала? — повторяю я и делаю шаг к Божене. Заглядываю в ее лицо. — А ты кто?
Может быть, моя свекровь была права в том, что мне стоило переиграть эту шлюху и оставить ее ни с чем. Стоило ее сожрать? Стоило оставить без Паши?
Но… я же поддалась эмоциям. На языке горчит разочарование.