– Вот оно как…
– И у меня все примерно так же складывается. Чтобы быть здесь с вами, я ребенка оставила без присмотра. Но это во имя вашего спасения. Я себя ни за что не корю. Точнее, если мне и есть, за что посетовать на себя, так это за то, что я не убедила вас позволить Аби сдать за вас кровь. Она бы так отбила деньги на залог для сына. Уф, я, кажется, вас озадачила. У вас прямо на лбу выступили знаки вопроса. Не стоит думать об этом! Но, в общем и целом, здесь вовсе не в деньгах дело. И не в том, есть они или нет. Сколько бы у вас ни было денег, лишнюю жизнь же себе вы на них не купите. Но почему вы не верите Аби? И верите ли вы мне? А больнице? А докторам? Если уж на то пошло, то верите ли вы всему городу К? Муж Аби пил же не минералку, как вы, а алкоголь. Вот совсем вы не понимаете, что в городе К все самое лучшее – только для вас.
– А что же вы раньше со мной этим не поделились? Премного виноват перед вами! – Я ощущал смутную тревогу и растерянность. Показалось, что я снова вижу перед собой вздувшуюся вену, сложившуюся в предлинный восклицательный знак на гладком предплечье Аби. И еще подумалось, что кончина ее мужа каким-то образом связана непосредственно со мной. Про себя я поклялся, что надо будет обязательно написать песню во славу этой дамы, которая посвятила себя такой необычной профессии. Прославлю ее отвагу, трудолюбие и бескорыстие. Я вечный, конечно, больной, опытный пациент. Но в общении с дамами из города К выяснилось, что я совсем ни в чем не разбираюсь.
– Ничего страшного. Аби все выдержит. Тех, кто не умеет справляться с передрягами, в городе К ожидает печальный конец. Вот мы все скрежещем зубами и терпим. Миленький Ян, и вам того же советую. Нельзя давать боли сломить вас!
Дама смерила меня многозначительным взглядом, в котором мне померещилось некое подобие презрительной усмешки. Будто профессионал наставляет профана. Во всех пояснениях ощущалась некоторая степень благосклонного участия. Мне стукнуло уже сорок, я явно был постарше, чем эта дамочка, а она говорила со мной как мамаша, отчитывающая сынка. Наверно, то была часть ее работы, этому ее обучили. Вот бы было хорошо, если бы по всей стране нашей было побольше таких специалистов.
Я учтиво уточнил:
– А как вас, кстати, звать?
– Зовите меня сестрица Цзян.
И тут приемный покой огласил отрывистый, но свирепый глас системы оповещения:
– № 1120, Ян Вэй! № 1120, Ян Вэй! – Снова меня вызывают, будто я пассажир, замешкавшийся с посадкой на авиарейс. Я сразу встрепенулся.
А сестрица Цзян заявила:
– Анализы уже автоматически доставили вашему доктору. Бежим! – Вскочила и, ухватив меня за локоть, понеслась вперед.
9. Изнурительно длительная борьба
Времени нам, кажется, катастрофически не хватало. Преодолев море людей, мы ворвались в кабинет. Больные обступали и нависали, как тяжелые облака поверх горы, над белолицей, худощавой врачихой средних лет с медицинской маской на лице. Доктор сосредоточенно и невозмутимо изучала мои лабораторные анализы, ЭКГ и рентген, словно пыталась разобраться с какой-то неразрешимой математической задачкой. Однако выглядела она скорее как скрипачка, готовая в любой момент начать пиликать свою партию.
Превозмогая боль, я навытяжку стоял перед докторессой. Прошло мучительно много времени. Наконец она подняла голову и, придавая вес каждому слову, обратилась не ко мне, а к сестрице Цзян:
– Здесь нет большой проблемы. Но не исключено, что у него кишечная непроходимость. Или камень в мочеиспускательном канале. Или язва двенадцатиперстной кишки. Или прободная язва. Ведите его в хирургическое отделение.
– Хирургия? Это обязательно? – Сестрица Цзян головой чуть ли не уперлась в доктора. Вела она себя так, будто мы с ней были члены одной семьи.
Впрочем, и я сам хотел понять, к чему мне операция. Или по поводу боли в животе от выпитой воды действительно нужно было стучаться не к гастроэнтерологам?